Конфуций говорил: когда царит добродетель, стыдно быть далеко от двора; когда царит порок, стыдно быть близким ко двору. Отказ от роли отщепенца, называющего зло по имени, означает, в определенных условиях, согласие с ролью подлеца. Этот постулат философии морали, казалось бы, не может быть опровергнут.
Но что делать с аргументом другого философа, категорически утверждавшего: нельзя строго судить человека, попавшего в условия, для него непосильные, даже если другие люди смогли это вынести?
Мы все готовы стоять за истину, как Панург — до костра исключительно. Костра мы боимся. И очень боимся дороги на костер — в одиночестве, под улюлюканье толпы. Толпы, в сущности, состоящей из тех людей, ради которых мы и настаиваем на очевидном... И сегодня, спустя четыре десятилетия ярко помню голос судьи, скучно зачитывавшего вслух мой приговор, именем всего советского народа. Всего, включавшего в себя и моих близких, и моих друзей. Даже тогда я их понимал. Всех, и близких, и друзей. Понимал и принимал. Трудное, чуждое знание для современного молодого человека, живущего в демократической стране. Для свободного молодого человека, имеющего право выбора. В том числе, и право покинуть собственную страну.
Нет ни одной исторической эпохи, которую мы воспринимали бы так же, как ее современники. Мы субъективны, всегда острее ощущаем собственную боль, собственные проблемы. И мы склонны забывать, как, в сущности, молоды идеи суверенной личности и право гражданина критиковать государство.
Людей, осуществляющих власть, нельзя любить. Даже самых лучших из них. Демократия — это мое право подозревать власть в наихудших прегрешениях. В сокрытии правды, в намерениях ограничить свободы, в банальном воровстве. Только при этом условии я смогу прожить свою земную жизнь, не проявив свои физиологические особенности: низкий порог страха, неумение переносить физическую боль и длительное одиночество и т.д.
Может ли гражданин демократической страны жестко и постоянно контролировать своего президента? Вряд ли. Но он может, обязан контролировать ту власть, которая находится в непосредственной близости к нему. Так называемую местную власть, определяющую качество его жизни в конкретном населенном пункте. Тренированные долгой жизнью в условиях демократии шведы, англичане, норвежцы с трудом вспоминают имя своего министра иностранных дел, но четко и эмоционально называют имя своего мэра. Именно поэтому они живут лучше нас, ежевечерне поглощающих огромные порции телевизионной «большой политики». Там, в Норвегии, предпочитают распинать в телестудии своего мэра, а не премьер-министра. Там, в странах устойчивой демократии, дистанция между жителем городка и его избранной властью — минимальна.
Вот и наши выборы позади. Свершились. Что далее? Как будем жить, дорогие сограждане? Как прежде?
