Николай Поддубный – о том, как «зачищали» Украину
Первый начальник отдела по борьбе с организованной преступностью в Киеве и в Украине, бывший начальник ГУВД Киева и зам. министра внутренних дел Украины, зам. директора Национального бюро расследований Николай Поддубный – живая легенда МВД. Был зам. министра внутренних дел и заместителем директора НБР. Поддубный и его команда сделали все, чтобы защитить столицу Украины от уголовного беспредела. При этом гонитель преступников пользовался авторитетом по обе стороны «фронта».
«Известия в Украине» встретились с Николаем Олеговичем у стен Софии Киевской – именно здесь когда-то киллер, нанятый для того, чтобы уничтожить Поддубного, сдал ему свое оружие. А в Москве его знакомому, водителю-дальнобойщику из Василькова, вернули похищенные из кабины деньги и документы – потому что среди бумаг обнаружили визитку Поддубного.
- Николай Олегович, ваша документальная книга «Уличить оборотня» читается, как хороший детектив, а когда понимаешь, что все эти криминальные истории не придуманы, а произошли в действительности – оторопь берет. Но в книгу Вы включили только самые яркие факты, многое осталось «за кадром». Собираетесь продолжить?
- Такие книги можно писать и писать. Ведь только в уголовном розыске я проработал около тридцати лет. Потом возглавлял отдел по борьбе с организованной преступностью. Андрей Владимирович Василишин (будущий министр внутренних дел – Ред.) тогда решил, что надо создать такое спецподразделение. Тогда и я, и многие специалисты пришли к выводу, что оргпреступность в Советском Союзе есть. Однако многие боялись и не хотели этого факта признавать. Но Василишин такое спецподразделение создал – и я был первым руководителем. Мы взялись за организованные преступные группы, которых в Киеве было очень много. Только тех, что состояли на учете, было более трех десятков.
Теперь видно, что решение создать такое подразделение в Киеве было совершенно правильным. Мы нанесли удар по этим организованным преступным группам. Мы их документировали и привлекали к уголовной ответственности. Некоторые члены группировок уезжали отсюда… Создали управление по борьбе с организованной преступностью – я являлся начальником этого управления. Тогда было сложно, Союз разваливался. Но нам выделили деньги, и я что правильно сделал - купил технику. Наша автоматизированная система учета «Скорпион» была самой лучшей в стране. С ней намного легче было работать, ведь уже была международная организованная преступность. При правильном использовании эта система очень помогала.
В управлении было много людей, сначала трудно было все контролировать. Но был костяк, 32 человека, обладающие хорошим опытом. Мы с ними еще до этого документировали преступные группы и разоблачали их участников. А здесь работали преступные группы не только местные, но и с Кавказа, со всего Союза. Киев есть Киев! Но нам, по сути, удалось в Киеве ликвидировать организованную преступность: 27 преступных групп были привлечены к ответственности. У нас не было уголовных авторитетов – точнее, в начале 90-х они еще были, но мы уже заканчивали их документировать. По сути дела, Киев был очищен.
Раньше в Киев приезжали воры в законе то с Северного Кавказа, то с Симферополя, что-то здесь создавали… Мы это пресекли, в Киеве не было ни одного вора в законе. Кто уехал, кого определили в места согласно закону, где им и положено быть. Я ставил задачу, что столица Украины должна быть очищена от уголовных лидеров. Не они должны управлять, должна управлять власть. Задачу мы выполнили, в Киеве тогда не было организованной преступности. Но впоследствии, по сути, оргпреступность пришла к власти: Украина большая, кроме Киева есть много городов, не везде с ней боролись должным образом. Поэтому авторитеты действуют и сейчас.
- Раньше у милиции был авторитет в обществе, а сейчас, похоже, он подорван. Чего стоит одно только «Врадиевское дело».
- Это вообще позор. Разве не видели местные власти, служба внутренней безопасности, что это за люди работают? Как можно насиловать? Изнасилование – это преследуется даже среди преступных элементов. В местах лишения свободы насильники, как правило, подвергаются постоянным унижениям.
А вспомним про дело в Харькове, убийство судейской семь, когда головы поотрезали. Думаю, в советское время это дело было бы на особом контроле и было бы раскрыто. Нет таких преступлений, которые нельзя раскрыть. Раз не раскрывают, значит, кто-то в этом заинтересован. Да и не единичный это случай, когда тяжкие преступления остаются без надлежащей реакции.
- Много пишут и говорят о том, что часто признания выбивают силой…
- Прежде всего, это указывает на низкий профессиональный уровень. Сама оперативно-розыскная работа очень сложна, это целая наука, надо заниматься ею, чтобы владеть ситуацией. Если же этого нет, то раскрываемость достигается такими вот методами. Такие явления у нас выжигали каленым железом. Когда Щелоков был министром, если только становилось известно, что милиционер поднял руку на задержанного, его уже на второй день не было в органах. Это вообще презиралось. Старые оперативники, у которых я учился после войны, они были фронтовиками. И они учили так: ты свою смелость показывай на улице, где надо ее показать. Вот там при задержании надо действовать решительно. А когда ты человека задержал, то веди себя нормально. Так что вся эта система избиений - это отвратительно.
Уровень преступности вырос потому, что работы, противодействия серьезного нет.
- Мы помним 90-е годы, стрельбу на улицах городов. Потом как будто стало спокойнее. Но вот недавно снова стреляли в самом центре Киева, на Подоле.
- Раньше оперативно-розыскная деятельность была поставлена намного лучше, чем сейчас. Много поступало оперативной информации, и она подлежала тщательной проверке, проверялась достоверность всех данных, иначе можно было много дров наломать. Дело было у нас поставлено лучше даже, чем в Америке. Я в свое время был заместителем начальника Национального бюро расследований, и в этом качестве ездил в США, изучал там состояние дел. И я им прямо об этом говорил: то, что вы нам сейчас преподаете, мы назубок знали еще в 60-х, в 70-х годах.
-Так говорят, милиция сейчас работает в трудных условиях.
- В наше время милиции тоже приходилось тяжело. Обеспечения особого не было, зарплата была мизерная, но отбирали людей самых преданных, которые приходили в органы по призванию. И люди работали день и ночь. Никто не жаловался, ведь никто силой тебя на эту работу не загонял. Если бы сейчас эта «струнка» была, то было бы, наверное, проще.
Теперь пишут, что раньше все было плохо, теперь все стало хорошо. Но что лучше стало для простого человека? Сейчас люди более замкнуты, придавлены. Один не может защиты найти, другой не может найти медицинской помощи. Система разрушена, каждый пытается как-то выжить в одиночку.
- Обращаются к Вам сейчас за помощью, например, при написании проекта реформирования МВД?
- Иногда бывает, коллеги советуются. Но в целом могу сказать, что опыт мало используется. Разобщение какое-то, нет преемственности.
Раньше не могли назначить начальником милиции человека, если он не работал в розыске. Руководитель должен был пройти все ступеньки. Самое главное – профессионализм. Был строгий отбор в милицию, особенно – на оперативную работу. Это работа очень сложная, но и очень интересная. Ее надо любить. Надо владеть ситуацией в преступном сообществе, получать необходимую информацию.
А сейчас по численности милиция - больше армии, но чем она занята? Следят за порядком на массовых политических акциях. Уголовному розыску должного внимания не уделяется. А раньше это была одна из ведущих служб. Ведь главная задача милиции в чем – в раскрытии преступлений, в профилактике, и, главное - в недопущении преступлений. Если этого нет, можем говорить, что милиция слабая. По милиции население судит о власти. Раз милиция слабая – значит, слабая власть.
- Принимаются ли меры к исправлению ситуации?
- Многие заинтересованы в том, чтобы ситуация была именно такой.
Первая часть, продолжение читайте завтра
