Мир Ельцин — судьба, иллюзии и крест реформатора

2011-03-23 17:56

25 марта супруга первого президента России Наина Ельцина и его дочь Татьяна Дьяченко в 13 часов 30 минут откроют в Киеве, в Парламентской библиотеке фотовыставку «Человек перемен», посвященную Борису Николаевичу Ельцину.

В нынешнем году исполняется 20 лет, как Борис Ельцин стал президентом России. Вернее так. Первым президентом.

20 лет по масштабам истории — мизер, незаметный фрагмент времени. Но с точки зрения тех изменений, которые произошли за эти 20 лет, это колоссальный исторический период, когда сменились эпохи, формации — и социально-экономические, и политические, и культурные, и исторические, в конце концов.

Сегодня, когда еще «лицом к лицу лица не увидать», мы не можем объективно оценивать это двадцатилетие. Потому что сами выросли из него, потому что либо потеряли в эти десятилетия иллюзии, либо приобрели абсолютно новый политический, ни с чем несравнимый опыт, а кто-то реальные состояния. А кто-то, есть и такие, потерял в эти годы все. И потому Ельцин у каждого свой.

Трудно сказать, насколько плотно все, что произошло с нами в общественной и личной жизни за эти годы, связано с Ельциным. В том смысле, насколько глубоко, естественно и серьезно мы сами, каждый в отдельности, оцениваем эту связь. Безусловно, встать или упасть в эти годы мы могли не только «по Ельцину», но и сами по себе. Но очевидно и другое — без Ельцина, без его личности, его участия в истории исчезновения СССР и возрождении России не обошлась ни одна судьба на так называемом (его же временем рожденный термин) постсоветском пространстве. Кто-то может это не принимать, кого-то это раздражает, кто-то к этому относится равнодушно, как к естественному историческому процессу. Но, думаю, все признают однозначно — Ельцин повлиял на каждого из нас.

Собственно, в этом и заключается его судьба как реформатора — стать во главе движения, которое изменило судьбу человека, города, страны, а возможно, и всего человечества. Реформы, проведенные Ельциным и его командой — отдельный разговор. Большинство из них были либо «шоковые», либо «половинчатые», либо «ошибочные», иногда «трагические». Но, с другой стороны, а какими должны были быть реформы в жизни новой политико-экономической формации, которая сама себя рожала, реформируя из предыдущей системы, всеми или почти всеми признанной устаревшей? Образцов для подражания не было. А то, что сегодня называют «ошибками», вчера еще называли «достижениями», а лет через 50 могут назвать «единственно верным решением». Но могут и осудить. Это уже как карта ляжет.

Загадки, конечно, остаются. И, наверное, останутся. Например, такая. Как кондовый, всеми спецслужбами и парторганами проверенный партработник стал в конечном итоге главным могильщиком той самой системы, которая его породила, выдвинула и подняла? Что это было в том самом 91-м? Месть этой системе, которая его же всего за три года до этого сместила? Или осознанный, глубоко выстраданный выбор?

А что это было в 93-м, когда Ельцин принял решение сначала распустить мятежный, всенародно избранный Верховный Совет, а потом расстрелял не подчинившийся ему и его власти Белый дом на Краснопресненской? Продуманная акция? Эмоциональная реакция? Иногда, правда, казалось, что всеми действиями Ельцина как бы руководила Судьба, Провидение, которое указывало ему, что и как делать. И потому даже ошибки или то, что признавали ошибками, вдруг становилось победами и достижениями, а то, что казалось непростительной слабостью, превращалось в неодолимую силу. Как и почему это происходило, остается загадкой. И теперь уже точно останется нераскрытой тайной. И вот почему. Как-то раз, вспоминая уже умершего к тому моменту Ельцина, Виктор Степанович Черномырдин, говоря о штурме Белого дома в 93-м, сказал автору этих строк, что есть много людей, которые рассказывают, как они принимали участие в выработке тех или иных исторических решений. «Но, понимаешь, дело в том, что на самом деле есть такие вещи, которые знали только двое, — сказал знаменитый ЧВС. — Одного из них уже нет. А я никогда не скажу». Теперь нет и второго.

Ельцина ненавидят. Это факт. Кто-то любит, но не очень публично. Это тоже факт. Кто-то признает его историческую роль, но с некоторыми оговорками. И это — факт, закрепленный во множестве мемуаров, исторических трудов, в статьях и аналитических обзорах. И это его крест как реформатора — быть ответственным за все плохое, неудачное, несвершившееся и несостоявшееся. Тот самый крест, который Ельцин взвалил на себя, и который, по мнению Эдварда Радзинского, и стал главной причиной его физических недугов и болезней. Его Голгофой.

Между тем главное достижение Ельцина в том, что 20 лет назад власть в России впервые была сформирована на основе общенародного волеизъявления — всеобщих выборов президента, а не в результате сговора элит, не как результат торговли будущими должностями и привилегиями. Ельцин передал власть дальше. И здесь, оставшись верным себе, — ушел в отставку не по «выслуге лет», а сам, осознанно и добровольно за несколько месяцев до истечения срока президентских полномочий покинул Кремль. И тем самым еще раз подчеркнул, что только он, единственный в этом качестве первый президент России, выбирает и определяет свою личную судьбу. А судьбу народа и страны выбирают страна и народ. «И уже уходя, тяжелой, грузной походкой покидая Кремль, вдруг остановился у машины, посмотрел на меня, — вспоминает его приемник на посту президента России Владимир Путин, — и сказал: «Берегите Россию!»

Что не сберег Ельцин, и что ему бесконечно вменяют в вину? Прежде всего, конечно, развал СССР, притом развал единой страны на государства с непродуманной системой взаимоотношений — денежных, энергетических, приграничных и т.д. Например, многие не понимают, как можно было, подписывая Беловежские соглашения, оставить нерешенными вопросы по базированию воинских соединений, например, того же Черноморского флота, или неурегулированными вопросы функционирования той же газотранспортной системы, проходящей теперь через два независимых государства — Украину и Белоруссию.

Но и тут, прежде чем осуждать или хотя бы даже просто говорить, лучше обратиться к первоисточнику. По словам (впрочем, не только по словам, но и по документам, хранящимся в пыльных архивах и почти уже забытым народами) первого президента Украины Леонида Кравчука, тоже участника Беловежских соглашений, подписанты — тогдашние главы трех независимых славянских государств — Ельцин, Кравчук и Шушкевич и не предполагали столь резкого размежевания. Они создавали новое государственное объединение с единой денежной системой, едиными (общими) вооруженными силами, общей энергетической системой... Но полностью политически независимыми друг от друга.

Это были иллюзии реформаторов, в том числе и Ельцина, конечно. Иллюзии, которые, может быть, когда-то все же станут реальностью, воплотившись в новых объединениях и союзах — политических, экономических и стратегических. Иллюзии, без которых, видимо, не могут победить, не могут одолеть костную систему власти и сложившиеся нормы и положения даже суперреформаторы, к числу которых, безусловно, принадлежит и Ельцин. Все же иллюзии — питательная среда для реформ.

Впрочем, судьба Ельцина в конечном итоге (тоже чуть ли не впервые в российской истории) не стала очередной печальной судьбой реформаторов в России. После него не рухнула привычная сложившаяся система власти, как она рухнула, например, после окончания царствования другого реформатора — Ивана Грозного. Его не сослали в Сибирь, как это произошло с теми реформаторами-декабристами, чьи иллюзии «разбудили Герцена». Его, слава Богу, не взорвал народоволец, как это случилось с реформатором Александром II, отменившим крепостное право и реформировавшим судебную систему в России. Его не развенчал съезд партии, как это произошло с реформатором «всех времен и народов» Иосифом Сталиным.

Ельцин нашел в себе силы отказаться от наркотика власти и попросить в последнем своем слове, обращенном к согражданам, прощения у россиян. И в этом смысле оказался сильнее всех реформаторов. Остальное оценит История.

Еще новости в разделе "Мир"