Валерий Гергиев – один из самых известных в мире дирижеров. Он часто приезжает в Киев с концертами, дружит с украинскими исполнителями. Его опыт восстановления славы и престижа Мариинского театра стал примером для руководителей других оперных сцен. А концертная деятельность Гергиева вызывает восхищение ценителей классики и зависть иностранных коллег. В интервью корреспонденту «Известий в Украине» Валентине Сериковой музыкант рассказал о том, почему его именем назвали музыкальное училище, где он учился, как он отказался от карьеры в США, и как его семья помогает ему заниматься творчеством.
Философия занятого человека
известия: Все удивляются, как в вас уживаются художник и бизнесмен.
валерий гергиев: Я ни на копейку не бизнесмен. Это мне отвратительно. Только негодяй может найти в деятельности Мариинского театра запах бизнеса. Мы выступали на родине в десятки, сотни раз больше чем кто-либо, и часто бесплатно. И это не патриотизм, просто я руковожу театром. Нельзя же руководить театром по телефону, хотя я и это умею. Например, когда выступаю за границей. Но я не люблю слова «патриотизм» и не люблю им спекулировать. Я скорее предан Мариинскому театру, чем идее патриотизма вообще.
Сегодня произведенный у нас легковой автомобиль может соперничать с немецким или американским? А театр соперничает. Сейчас на наших гастролях хедлайны: «Что может быть лучше Мариинского балета? Только Мариинская опера». Все разговоры о губительном влиянии менеджмента на музыканта — полная ерунда. Менеджмент не мешает дирижировать. Хотя и не помогает. Те, кто делает девять дел, всегда найдут время, чтобы сделать десятое. Другие не могут сделать ничего, но постоянно жалуются на нехватку времени. По-настоящему деловые люди на поверку оказываются гораздо более талантливыми. Есть даже такая поговорка: если хочешь, чтобы что-то было сделано, попроси об этом самого занятого человека. Вы посмотрите, сколько музыки написали Чайковский или Верди, просто подсчитайте! А злопыхатели, ворчавшие об их дешевой популярности, всеми забыты.
и: Кстати, насчет ругать… Вы следите за критическими отзывами о постановках Мариинки?
гергиев: Знаете, великий дирижер Шолти однажды сказал мне: «Никогда ничего о себе не читай. Потому что если будешь верить хорошему, то должен поверить и плохому». Я его послушался и не читаю, хотя, разумеется, не пренебрегаю мнением о наших спектаклях.
и: Западные профессионалы высокого класса действительно соглашаются с вашей подачи работать в России за меньшие деньги?
гергиев: Бывает. Но это из серии «не мешает ли бизнесмен артисту». В нашей стране мешает, потому что деловой подход приносит зависть и сплетни.
и: Но билеты в ваш театр все-таки дорогие…
гергиев: А вы назовите мне театры, которые выпускают такое количество премьер, и не по 100 долларов каждая, а как минимум по 100 тысяч долларов. А у нас есть спектакли по три миллиона долларов. Средняя стоимость нашей премьеры — я имею в виду только декорации и костюмы — превышает полмиллиона. Сегодня мы придаем большое значение не столько количеству, сколько качеству спектаклей. Мы много работаем со сценическим оформлением. Наши спектакли на любой сцене мира будут казаться новаторскими, они способны раздвинуть рамки традиций, разбередить зрительское воображение. Потому и приходится повышать цены на билеты, что меня беспокоит.
и: Как вы объясните триумфальный взлет вашей артистической карьеры?
гергиев: Я не планировал ставить рекорды, творческие и психофизические. То, что я позволяю себе, отнюдь не значит, что то же самое должно быть нормой для остальных. Моя сверхинтенсивная работа была вызвана необходимостью вывести театр из сложного экономического и творческого кризиса, в котором он оказался в конце 80-х годов. Когда я возглавил оперу, мне было 34. Я понимал, что, не вложив много личного труда, ничего не добьюсь. Поэтому темп был задан очень стремительный. Вообще мой личный рекорд 100—120 выступлений в год. И так несколько лет подряд. Мне даже поесть бывает некогда.
Женат на Мариинке
и: Вы так крепко утвердились в Америке, что даже записывали музыку к голливудским проектам. Говорят, американские профсоюзы обиделись на вас, заявив, что вы отнимаете работу у американцев?
гергиев: Да, было такое. Но юристы доказали, что мы имеем право этим заниматься, и больше инцидентов не было. Профсоюзы этим эксцессом заявили о себе — мы тоже. Но наше будущее здесь. У меня масса друзей в Америке. Несколько лет назад они не верили, что я не хочу искать место в Нью-Йорке, хотя я совершенно определенно высказывался на этот счет. Единственный человек, который меня понял и сразу поверил — генеральный менеджер «Метрополитен-опера» Джозеф Вольпе. Он сказал: «Мы, конечно, предложим Гергиеву позицию руководителя, но я знаю, что он не согласится, потому что женат на Маринке».
и: Ваша сестра, по-прежнему помогает вам в этом «браке»?
гергиев: Ну, у меня же две сестры — старшая и младшая. Младшей в детстве в основном приходилось делиться со мной сладким: шоколадки давали обоим, я свою быстренько съедал, а потом подбирался к ее. И сейчас то же самое: не я делаю то, что нужно моим сестрам, а они делают то, что нужно Мариинскому театру. Младшая курирует зарубежные контракты, старшая руководит Академией молодых певцов.
и: И даже при таком безумном графике у вас не накапливается усталость?
гергиев: Дело не в усталости, а в желании сделать что-то максимально хорошо. Все всегда хотят делать больше и лучше. Я в таком графике живу уже много лет, не считаю, что он самый лучший, но другого пока не смог наладить. Хотя в последнее время для меня гораздо важнее чуть больше побыть с семьей, чуть больше заботиться о здоровье, доводить до конца намеченные планы.
и: А кто на вас больше всего повлиял в детские годы?
гергиев: Мои родители. Отец офицер, бывший фронтовик, рано ушел из жизни — сказались полученные раны. Мне тогда было 13 лет, а ему 49. Но он многому меня успел научить. Мама продолжала воспитывать меня, как и отец, в уважении и любви к людям. В школе я побеждал на разных математических и литературных олимпиадах, в конце концов, учителя вызвали родителей в школу и заявили: «Ваш сын — прирожденный математик, а вы отвлекаете его музыкой». Но родители рассудили иначе, и я продолжил занятия, поскольку страсть к музыке была для меня важнее.
и: А правда, что в детстве вы пропускали уроки, были заядлым футболистом и на поле всегда играли нападающим?
гергиев: Футбол я очень любил и люблю до сих пор. Может, я и уходил с пения-рисования, случалось такое, как, наверно, у всех пацанов. В футбол мы играли консервными банками или тряпичными мячами для игры в хоккей с мячом. Как можно не дружить ни с кем, когда тебе десять лет, не бегать, не двигаться, особенно на Кавказе? Если этого нет, то верный признак, что дирижером ты уже не станешь, да и никем не станешь. Потом я год-полтора тренировался на одном ковре с Сосланом Андиевым, будущим двукратным олимпийским чемпионом по борьбе. Но кончилось тем, что я неудачно вывернул руку и не мог заниматься на рояле. Потом с борьбы переключился на настольный теннис. Еще у меня была мечта — стать математиком или летчиком. Но благодаря родителям не стал.
В том, что у меня все так сложилось, огромная заслуга моей семьи. Мама никогда не руководила театром, но когда я готов был сделать ошибку, она всегда мне об этом говорила. И что удивительно, всегда оказывалась права. Именно мама привела меня в музыкальную школу. Но меня не приняли, сказали, что «у этого мальчика нет чувства ритма и музыкальной памяти». Хотя я упрямо и настойчиво выстукивал нужный ритм — точнее, чем экзаменовавшие — все равно получил двойку. Маме не хотелось мириться с мнением педагогов, и мы пошли к другим. Я ей очень благодарен, что тогда от меня не отступилась. Вообще-то, предпочитаю не говорить много о семье, боюсь сглазить. У меня недавно была съемочная группа: им вынь да положь все семейные фотографии. Но зачем моих детей показать всей стране? Ведь старшему сыну только десять лет.
Рояль для принца Чарльза
и: Вы религиозный человек?
гергиев: У осетин очень часто звучит слово «Бог». У нас есть святой Георгий, которому поклоняются осетины и при первой, и при последней возможности. Я осетин, а осетины находятся на стыке нескольких культур и религиозных течений. Поэтому нам присущи толерантность и интерес к самым разным культурным традициям. И все это я воспринял с детства. Я не рос в обстановке постоянной религиозности, но в нашей семье не навязывался и атеизм. Никто не указывал нам: в это верь, а в это не верь. Я верю в единого Бога. Стараюсь не делать зла.
и: В кавказских семьях всегда ценились родственные отношения, для вас они важны?
гергиев: Конечно. Это впитывалось с детства. Главным устоем восприятия мира было почтение к старшим, вера в их мудрость. И своих сыновей я воспитываю так же. Мне, кстати, очень везло на наставников. Я учился у потрясающих педагогов, которым буду благодарен всю жизнь, — у Заремы Лалаевой и Анатолия Брискина, потом, уже в Ленинграде, — у легендарного преподавателя, создателя уникальной на весь мир известной дирижерской школы Ильи Мусина. Это основа на всю жизнь. Я воспитывался на концертах Мравинского, Кондрашина и Светланова. Это незабываемо! Потом мне посчастливилось лично знать Караяна, дружить с Бернстайном и Шолти.
и: А когда музыка вас полностью захватила?
гергиев: Лет в четырнадцать я стал ловить себя на том, что недоигранное меня тревожит и отвлекает от других занятий. И когда на футбольном поле я стал думать о музыке, понял, что это самое главное. С тех пор для меня ничего не изменилось. Кстати, я теперь нечасто сажусь за рояль: одно из исключений сделал на маленькой частной вечеринке в Лондоне — дне рождения принца Чарльза.
и: В вашем сумасшедшем графике есть место отдыху?
гергиев: Иногда. Отдыхаю я где придется. Очень люблю Италию, обожаю ночью, после концерта побродить по Риму, как бы поздно ни было. Люблю выступать в Италии, потому что утром там можно подольше поспать: итальянцы не практикуют ранних репетиций. Люблю вкусно поесть. Люблю итальянскую кухню, позднее застолье после выступления. Хотя вряд ли меня можно назвать гурманом. Я же вырос в общежитии Ленинградской консерватории.
и: Это там вы научились пить водку?
гергиев: В том числе и ее. С мороза предпочитаю холодную водочку, а летом — хорошее красное вино. Пьяным на спектаклях никогда не появлялся. Но однажды нас Юрой Башметом после концерта арестовала милиция. То, что наши с Юрой лица не понравились гаишнику, мы поняли сразу. А у Юры не оказалось с собой ни водительских прав, ни доверенности. Мы были страшно голодные, без пальто — спешили на прием и не предполагали, что нам предстоит такая прогулка по морозу. Вначале нам было даже весело, а милиционер подумал, что мы над ним издеваемся. Хотя Башмет разговаривал с ним изумительно элегантно, и вообще, в момент задержания мы были абсолютно трезвые. Но когда к пяти утра поняли, что замерзаем, Юра вспомнил о бутылке в багажнике. Выручили нас только под самое утро.
и: Вы много лет связаны с Питером, можете назвать себя петербуржцем?
гергиев: Я не случайно попал в Петербург. Ничего не бывает случайным. Я пришел в этот город и почувствовал его. Надеюсь, и он меня. Первый раз я приехал в Петербург в апреле, помню, шел снег, дул промозглый ветер — огромная разница с Владикавказом. А непосредственно экзамены проходили в июне, в белые ночи. Это было здорово. Да и кто может выдержать искушение белыми ночами? Только человек без воображения, неспособный замечать красоту вокруг себя. Хотя тогда я и не думал, что свяжу жизнь с этим изумительным городом. Но уже 33 года я в Мариинском театре, из них двадцать три руковожу им. Это очень полифонический город. И в нем есть Эрмитаж. К сожалению, я хожу туда крайне редко. Последний раз там был, когда мы с Михаилом Пиотровским подписывали договор о сотрудничестве между Мариинским театром и Эрмитажем.
и: Музыкальное училище, которое вы окончили, носит ваше имя. Что вас с ним теперь связывает?
гергиев: Да, училище, в котором я учился школьником и потом получил среднее музыкальное образование, названо моим именем, скорее всего, для того, чтобы поощрить решение как родителей, так и неоформленные робкие надежды детей и юных музыкантов. Может, это им поможет. Все-таки, по происхождению я осетин, вырос в Осетии, многие меня там знают и связывают с моим именем творчески-артистические перспективы. Я бы очень хотел, чтобы на Северном и на всем Большом Кавказе жизнь быстрее вошла в нормальное русло. Это очень красивый край, там много талантливых людей. В целом в России дела намного лучше, чем десять лет назад, намного! Это касается и поддержки культурных явлений, правда, они становятся несколько буржуазными, что называется новорусскими. У вас, наверное, этого тоже хватает. Но это не беда, со временем все станет на свои места.
и: Театр называют добровольной диктатурой. Вы умеете управлять по таким схемам?
гергиев: Я люблю принимать решения сам и за них отвечать. Не терплю, когда за меня думают. Не важно, кто пытается навязать мне свое мнение или решение — самые знаменитые политики или неизвестные менеджеры. В этом смысле я властный человек. А так — может, и недостаточно.
и: Ваша невероятная энергетика стала притчей во языцех, говорят, ее хватает, чтобы охватить целый зал. Как вам это удается?
гергиев: Человек приходит в этот мир не случайно, и есть непостижимость его существования. Разгадать ее невозможно, да и не нужно. Я много получил в детстве от природы. Родители и мамины братья увозили меня и сестер в горные ущелья, где нас окружала суровая, чистая красота. Мы ныряли тогда в очень бурную реку Терек. Прошло несколько недель, прежде чем я решился прыгнуть, потому что уносит очень сильное течение. Тонули десятками, и мы всех знали — город-то небольшой. Прыжок требовал очень мужественного решения, быть может, даже более мужественного, чем поставить «Кольцо Нибелунгов». Это ощущение восторга и счастья от высокого прозрачного неба, ледяной воды и кипящих брызгами рек сохранилось до сих пор. Я был ближе к солнцу и к горным пропастям, чем остальные, и яснее впитал их силу. Наверное, эта энергия питает меня и сейчас.
Справка
Валерий Гергиев, директор и главный дирижер Мариинского театра. Родился в 1953 году в Москве, в осетинской семье, вырос во Владикавказе. В 1977 году окончил Ленинградскую консерваторию. В 1976 году одержал победу на конкурсе дирижеров Герберта фон Караяна в Берлине. С 1978 года — дирижер Кировского театра. С 1995 — руководитель Роттердамского филармонического оркестра. С 1997 — главный приглашенный дирижер «Метрополитен-опера». Народный артист России, лауреат Государственной и президентской премий, премии «Триумф» и многих других международных наград.
