Книги я обычно читаю с середины. Книги политиков не читаю вообще. Я их просматриваю. И храню — потому что цвета их меняются, а писания — остаются, не вырубленные топором.\r\n«Красная Атлантида» цвет не меняла. Может, потому, что ее автор — себя не теряющий и свое не забывающий. «Свое» тут — понятие объемное. Это и судьба, и страна, и все мы, которые есть, и все мы, которые будем.
«Атлантида» Анны Герман похожа на ляльку-мотанку, символ связи между нами и теми, кого на этом свете уже или еще нет. Она смотана из Пирамид невидимых, которые автор рассмотрела в 1998 году, когда жила в Гданьске. Из Атлантиды, обнаруженной в 2010-м году, когда Анна лежала в киевской больнице. Из трех фресок, открытых и отреставрированных буквами просто на бумаге.
Эта «лялька» смотана сложно — и с радостью, и с горем, вынести которое невозможно, но поднять его в небо ангелом — вполне реально. Главное, чтоб не оборвалась и звенела та струна, на которой и этот подъем, и вся Атлантида держится.
Крестом на лице у мотанки — надежда на счастье и невозможность смириться с потерей тех, без кого жизнь кажется ненужной. Но это скрещение лик не уродует. И обозначает — мягкая мотанка вынесет все так, что и фарфоровой фрау Кайзерин станет завидно. И слетит она со своего портрета и побежит фарфоровыми ножками рассыпать клейноды.
Кто читал булгаковский «Псалом», тот помнит ритм этого «бега». Тот узнает в последней фреске «Атлантиды» эту мелодию. Она легко исполняется только теми, кто имеет абсолютный слух. Слух, о котором были написаны вечные слова «как он слышит, так и пишет». Причем — не стараясь угодить. Какой смысл угодничать тому, кто гибель Атлантиды видел, кто помнит ее язык, для многих вовсе непонятный?
Наверное, на этом языке с нами говорили мотанки, когда мы умели их слышать. Теперь эти слова — антиквариат. Так назван в книжке тот словарик, который нужен не только чтоб ее понять, но и чтоб услышать. Все эти нежные «вельоны», звонкие «дефиляды» и теплые «шляфрочки», все эти мягкие слова, ушедшие от нас вместе с котляревским, коцюбинским и маркововчковым языком, теперь оказались в одной книге, удержали, сберегли ее Атлантиду.
Может, я переоцениваю «антиквариат». Может, я недооцениваю новояз, но мне кажется, что именно он — то средство, которое уничтожает наших мотанок и превращает теплых лялек в дешевых пластиковых кукол.
Да, книги я и, правда, читаю с середины. Но в редких случаях я возвращаюсь то к финалу, то к началу, от и до, до и от. Да, книг политиков я не принимаю. Но эту делал не политик, ее писал тот, кто язык лялек-мотанок понимает — хозяин своей Атлантиды.
