Заседание гуманитарного общественного совета при президенте Украины и на этот раз не было секретным. Четырнадцать постоянно работающих телекамер, десятки журналистов. А в результате — неосмысленная картинка на экранах с крупными планами президента, и ни слова о главном. Все как обычно, скучно и паркетно. А жаль. На самом деле заседание было особенным.
Искренние слова человека, решившегося на серьезный поступок. Именно так воспринял слова президента я. Он, президент, пригласил на заседание, посвященное рассмотрению проблем инвалидов, юношу, выросшего в интернате. Юношу-инвалида, посмевшего требовать от властей соблюдения прав человека. Даже там, в интернатах системы Министерства труда и социальной политики. Максим Мелецкий рассказал нам страшные и гнусные подробности жизни в этих зонах отчуждения. О запугиваниях со стороны прокуратуры, не желающей рассматривать по сути письма воспитанника интерната, о клейме шизофрения, выставленном с целью игнорирования «болезненной продукции» в его многочисленных заявлениях. О педофилах, проституции воспитанниц, о многом другом. Великолепный, литературный украинский язык Максима, уверенное поведение в таком необычном для него высоком собрании, все это подчеркивало основательность его слов, его жестких претензий к государству, позволяющему себе так обращаться с собственными детьми.
Тоскливая правда. Часто бываю в интернатах по долгу службы, вижу многое. Тоскливая система, остающаяся слепком и наследницей давно ушедшего в мир иной СССР. Тоскливая и для живущих в ней инвалидов, и для самого персонала, зачастую совершающего подвиг ежедневного служения добру и милосердию. Случаются и садисты, выгоревшие в профессиональном отношении люди, но их гораздо меньше. Максим Мелецкий прав в главном: больна Система. Тупая, серая советская система сугубо биологического содержания в казематах-интернатах граждан с выраженными физическими или психиатрическими проблемами. Система, и сегодня легко и безнаказанно называющая шизофренией неудобное для властей поведение.
Президент не демонстрировал ярость и возмущение. Сдержался, но произнес те самые важные слова, которые жаждал услышать от него Максим Мелецкий. Слова надежды и уверенности. Но глаза выдавали эмоции президента: ярость, возмущение и, мне показалось, страдание, боль. Надеюсь, Виктор Федорович запомнит эти свои чувства. Сожалею, что в аудитории не было нашего омбудсмена, вероятно, в это время занята была чем-то чрезвычайно важным. Более важным, чем судьба Максима Мелецкого и тысяч других украинских детей-инвалидов, наших с вами детей, отмеченных болезнью и невниманием.
Прошла неделя, а я все еще задаю себе постоянно один вопрос: чем вызвано нежелание телевизионных каналов демонстрировать суть ситуации, а не ее фотографическую картинку? Неужели причина — низкий профессионализм наших журналистов, не сумевших увидеть в самом факте появления Максима Мелецкого в президентском совете сенсацию чрезвычайную. Или это политическая цензура, запрещающая формировать теплыми красками гуманистический образ руководителя страны, такая себе самоуничижительная цензура «наоборот» с характерным для шизофренического процесса мышлением...
Скучно и паркетно описали заседание президентского совета и газеты на следующий день. И никто из пишущих журналистов не отметил, что министр труда и социальной политики не был на заседании совета. А ведь именно о системе интернатов и жизни в ней шла речь. Свеженазначенный министр здравоохранения был очень краток, убежав по своим министерским делам. А ведь именно в его системе работающие психиатры услужливо-коллегиально впаяли диагноз шизофрения Максиму Мелецкому.
Мы, члены общественного гуманитарного совета при президенте Украины, долго аплодировали Максиму Мелецкому, спокойно и уверенно возвращающемуся в свою непростую жизнь украинского инвалида. Вместе с нами аплодировал и Виктор Федорович Янукович.
Прекрасный у меня был день. Несмотря ни на что.
Семен Глузман, руководитель Ассоциации психиатров Украины
