Из советского языкового обихода постепенно исчезали некоторые очень важные слова. Именно те слова, которые обозначали такие нематериальные, не марксистко-ленинские категории, как человеческое достоинство, личную честь, профессиональную совесть.
Все происходило постепенно, сначала эти слова уходили из официальных текстов, затем из обыденной и профессиональной речи. Это следует помнить, когда пытаешься понять причины тусклых особенностей украинской общественной жизни и своеобразия государственной политики.
В зоне, изолированный от своего привычного киевского мирка, от своего прошлого и (как мне тогда казалось) от обыкновенного нетюремного человеческого будущего, я лихорадочно искал свое внутреннее убежище от страха и отчаяния. Так называемая национальная идея не могла стать для меня таким убежищем. Лишь сегодня, спустя десятилетия, я осознал, почему с таким упоением читал тогда присланные мне в зону по системе «книга почтой» достаточно чужие, непривычные для меня тексты Аверинцева, Гуревича, Баткина. Именно там, в Средневековье и Возрождении я находил ответы, там я учился различать оттенки зла. Там, в этих книгах я находил именно эти слова: достоинство, честь, совесть. Там я общался с мудрыми, Пико делла Мирандола, Леонардо Бруни, Петраркой, Фомой Аквинским, Блаженным Августином, Леоном-Баптистом Альберти... Далекие мертвые стали моим убежищем. Там, в этом странном несуществующем (с точки зрения все того же марксизма-ленинизма) мире, где не было обысков, построений перед бараком и червей в супе, я иногда встречал Ивана Алексеевича Свитлычного, своего друга и учителя, собственно, и открывшего мне этот мир.
Профессиональные гуманисты не интересуются судьбой конкретного человека. Более всего их заботит судьба человечества в целом. Это также своеобразное психологическое убежище, теплое и безопасное. Безопасное, потому что диктаторы и авторитарные правители не боятся осмысливателей абстрактного гуманизма. Эти «мечтатели» и «звездочеты» лишь вызывают у них иронию. То же — с профессиональными патриотами. Легко и просто отрешившись от сопровождения тоталитарных символов и принципов жизни, они столь же легко и просто уверовали в объект прежнего своего поношения и остракизма. И вправду, как не исповедать новую веру, когда она сходу избавляет тебя от всех неприятностей и тут же начинает приносить регулярный доход. Конкретный, осязаемый доход.
Двадцать лет жизни вне строя. Свободной жизни без жестокого контроля Кремля и Старой площади. Без всеопределяющей линии КПСС, линии всегда правильной и всегда меняющейся. Свобода. С такими странными, тоскливыми реалиями безответственной и ненасытной власти, состоящей из безответственных и ненасытных людей, сограждан, нами же приведенных к управлению страной. Почему? Почему мы так трудно, с неохотой учимся обыденной жизни, известной старым и новым демократиям?
Некоторые психологи уверяют: язык, употребляемые человеком слова определяют его повседневное поведение. Достоинство, честь, совесть... такие редкие слова в нашем языке. Архаичные, что ли. Вместо них появились другие, очень часто употребляемые: бабло, лохотрон, развести... Может, и вправду поведению предшествует язык?
