Всі чули про кримчан, які переїхали до Львова. Для більшості — це абстрактні люди з абстрактними долями. Але це реальні люди, реальні сім'ї, які зіткнулись з реальними проблемами. Редакції Postpaper вдалось поспілкуватися з кримчаними, що приїхали до Львова, та почути про розколи в сім’ях, розставання з близькими, покинуте житло та роботу, заблоковані рахунки, відсутність статусу біженців, проблеми з документами, тощо.
Майже всі кримчани, з ким нам довелось поспілкуватись, впевнені, що повернуться назад лише тоді, коли Крим знову буде у складі України. Ми почули багато теплих слів на адресу Львова та кримських татар. Разом з тим, люди обурені захопленням Криму, залишили рідний Сімферополь, роботу, та зіткнулись із великою кількістю проблем: працевлашуванням, відсутністю правового статусу, влаштуванням дітей в місцеві садочки. Кожна з цих історій сумна по своєму, в той же час, кожна з цих історій говорить набагато більше про ситуацію в Криму, ніж всі новини разом узяті: люди діляться своїми думками, емоціями та очікуваннями.
Максим та Наталя — корінні кримчани, переїхали до Львова майже всією родиною — з дітьми та онуками, у Криму залишилась мати Максима та зять, який працює у державній структурі. Наталя працювала в косметологічній фірмі, у Максима робота збереглась — він працює програмістом. Зараз живуть неподалік Львова, у селі Шкло, переїхати сюди запросили друзі.
Аби зберегти пряму мову тут і далі наводимо коментарі російською.
Наталя:
«Нас приглашали в Харьков и Донецк, но волнуемся, что Путин на Крыме не остановится. Переезжать, а потом бежать еще дальше — не очень хочется. Мы уехали подальше от всех боевых действий. Нас здесь очень хорошо встречают, в Харькове или Донецке нас бы так не встретили. Мы живем за городом в частном доме, нам полностью отдали второй этаж. Но понятно, это не свой дом. У нас в планах продать дом в Крыму и купить здесь, правда, неизвестно, будут ли россияне покупать там недвижимость.
Мы все потеряли работу в первые же дни. Меня уволили на следующий день, как вошли войска. В Крыму занимались общественной деятельностью с моей подругой — протестовали, ходили защищали штабы, ночами стояли, листовки распространяли, для того чтобы хоть как-то высказать свое мнение. Не было страха, пока следить не начали. Подруга переехала ко мне, машины стали менять. Ведь и черные списки составляют, и по телевидению наши интервью показывали, поэтому мы решили переехать сюда. Возвращаться в Россию не хотим, мы любим Украину, мы ездили на Майдан, мы почувствовали этот дух свободы и он нас зарядил. За родственниками и друзьями жалеем, больше жалеть не очем. Болит Симферополь, уезжали — плакали, мы всю жизнь там прожили. Мы не хотим быть мешками, как сказал Путин про мешок картошки, который вот так передают.
Теперь мы понимаем татар, как уйти со своего дома. Когда татары в Крым переехали, нас все время лбами сталкивали, как сейчас здесь сталикают, говоря про «бандер». Так и нас сталкивали, мол вот татары вас всех перережут. Но на деле все не так».
Максим:
«Принципиальная позиция — не хотим жить в России, не хотим жить за железным занавесом, хотим свободно ездить в Европу, а сделать из Крыма это будет значительно сложнее. Если Россия освободит Крым, мы конечно же вернемся. Не понятен наш статус — у меня там ЧП зарегистрирован, непонятно как налоги платить — никто ничего не знает. Банковские карточки заблокированы, прописки нет, где продливать загранпаспорта? Правового статуса у нас никакого нет, находимся вот в таком подвешенном состоянии».
Родина Ігоря та Світлани переїхала до Львова зі своїм маленьким сином за день до проведення референдуму в Криму. Світлана працювала на фірмі своєї сестри, яка згорнула свою діяльність в перші дні окупації. Ігор працює у сфері будівництва, займається постачанням, зараз пішов у відпустку й скоріш за все буде шукати нову роботу.
Ігор:
«Я особо политикой никогда не занимался, я встал после того, когда начали ультиматумы выставлять нашим военным, солдатам, которые давали присягу на верность Украине. Учитывая, что я — первый призыв, который давал присягу на верность Украины, я не понимаю, как можно приходить к солдатам и говорить — «Переходите, сдавайтесь». Это бред. Мы такие же славяне, как и те, которые пришли говорить нам сдаваться, а во-вторых солдаты, которые изменяют присяге, кому они нужны? Поэтому, я решил, мое место там, возле штаба.
Мы переехали сюда, потому что стало страшно за детей — «самооборона», автоматчики, российские войска, «которых нет» и которые ходят у меня по городу, которых никто не замечает днем, но которых полно ночью. Люди в Крыму, которые боялись, что туда прийдут банды «нацистов» и Правый Сектор, дождались своей «самообороны», которая ходит бандами, может сделать что захочет, а обращаться не к кому.
Планируем оставаться во Львове — здесь работать, отдавать ребенка в школу. Понятно, у нас с украинским языком очень тяжело, мы только полгода назад заметили, что наш ребенок ни слова не знает по-украински. Он смотрел мультики на украинском языке, но он смотрел только картинки. Он общался с людьми, кивал, приходил к нам и говорил, что он не понимает о чем ему говорят».
Світлана:
«Нас постоянно пугали тем, что у нас крымские номера. Наши родители говорят, чтобы мы поменяли номера. А зачем? Что такого в крымских номерах. Не поменяете, говорят, вам разобьют машину, еще что-то сделают. То есть они такие запуганные на самом деле. Становится страшно, насколько быстро СМИ могут задурить голову. Я не знаю, в чем состоит суть этих технологий, но это очень быстро — на глазах, за считанные дни.
Я хочу чтобы мой ребенок находился в нормальной среде. Он спрашивает — кто плохой, а кто хороший. Если его бабушка с дедушкой хотят жить в Крыму в составе России, так что они плохие получается? Это ужасно. Сейчас уже раскол в семьях произошел капитальный. Он начал происходить, когда российские войска появились в Крыму. Мы не смогли с матерью с горя попрощаться. И когда мы увидимся теперь, в качестве кого мы увидимся? Задаешь себе один вопрос — такая цепочка, что потом теряешься.
Те люди, которые приехали сюда — это те люди, которые выходили на улицу за две недели до референдума, чтобы посмотреть своими глазами — на этих солдат, на этих казаков, на эту «самооборону», на наши войска, на татар. Если бы мы не вышли, мы вполне возможно были бы на той стороне — в Крыму».
Дмитро та Наталя пережили важкий переїзд із Криму, де у них залишились батьки. Наталя знаходиться в декретній відпустці, а Дмитро — керівник підприємства, формально у відпустці, хоча власники компанії, де він працював, теж переїхали на материкову частину України. В Криму залишились заблоковані рахунки, а зараз виникають проблеми із документами.
Дмитро:
«Главная причина почему мы уехали — вооруженные пьяные и неадекватные «вежливые» люди. Мы живем в центре города — мы это все видим. Если украинская армия держит автоматы вниз, то «зеленые человечки» — вверх. Мы когда проезжали блокпосты — видно отношение и к оружию, и к людям. Они могут в машину автомат засунуть, в лицо, в дитё. Второй фактор — я не хочу жить в России, я не вижу Крым в составе России.
Проблема в том, что в Крыму очень многие не понимали Майдан. 70% населения считает, что это проплачено, что люди там стояли за деньги. Наши родственники ездили, и все спрашивали сколько им заплатили. Людям тяжело объяснить, что это мы туда деньги привезли. Так же как в Симферополе, когда мы выходили на акции «Нет войне», нас обзывали и спрашивали сколько нам заплатили. Я не богатый человек, семью свою могу содержать, но слышать в свою спину маты и оскорбления за то, что я за Украину? Я думаю, они просто зомбированы.
По телевиденью, даже когда еще были украинские каналы — пропаганда нездоровая, мол Западная Украина — это зло».
Наталя:
Было бы идеально вернуться назад, но нужно реально смотреть на вещи. Я подозреваю, что мы уже не вернемся. Если Крым будет украинским — мы туда побежим сразу — там наш дом. Сейчас там блокада, уже не выпускают: знакомым побили машину, забрали деньги и вернули назад.
Впечатление, что те украинские власти договорились с русскими. Когда Майдан прошел, зачем они трогали русский язык. Люди, которые не далекие, которыми легко манипулировать, им палку кинули и они загорелись. Это был всего лишь повод. Сейчас мне знакомые говорят, что Крым всегда хотел быть Россией. Кто хотел? Столько поколений сменилось, уже у меня столько родни по Украине кто где. Крым хочет, как любой регион, достойно жить и чтобы не давили их этими националистическими идеями. Потому что надо понимать это разные люди. Герои, которые здесь герои, там — не герои.
В моей семьей раскол, моя мама с папой какое-то время не разговаривали, чтобы не затрагивать эту тему и не ругаться. На самом деле, это вообще трагедия. Я безумно зла, у меня столько ненависти к инициаторам этого всего процесса. Для них все это игрушки — солдатики, власть, а в результате ломают судьбы людей. Ребенок у тебя здесь родился, ты собираешь вещи, какие влезут, не все забираешь, едешь в никуда. Да, здесь прекрасно, я должна сказать, дома нас так не принимают.
Многие говорят, не стреляют и хорошо. Нет принципиальной позиции — быть русскими или быть украинцами. «Хотим денег, хотим не жить впроголодь» — и этими людьми супер удобно управлять. Я не могу даже их обвинить в том, что они так себя ведут. Мы здесь сталкиваемся с совсем другой реакцией, тут другой менталитет у людей, тут — хозяева своей земли, это приятно. Там принято жить «как-то оно будет». Не убьют и хорошо, все утресется, работа какая-то будет, при том что у многих наших знакомых сейчас работы нет. А нам не хочется выживать, хочется жить».
Євгеній та Світлана переїхали з Сімферополя перед референдумом. Компанія, в якій працював Євгеній програмістом, допомогла з переїздом. Зараз живуть у центрі Львова, знімають тут житло.
Євгеній:
«Почему сюда? Первое, показать банально своим друзьям, что тут не едят младенцев, тут не нападают, если ты говоришь по-русски. Тут нормальные приветливые люди. Во-вторых, я уже давно считаю Львов европейским городом. Для меня это важно, я хочу построить именно такую страну. В третьих, достаточно большое количество друзей сюда тоже перебирались, даже не в Киев.
Мы уезжали в формате длительного отпуска — на месяц-два, спокойно составили список, что нам нужно. А дальше будем принимать решение, оставаться или нет. Переехали, потому что было страшно и неприятно. Ты не можешь надеть на себя украинскую сиволику, когда ты идешь с ребенком гулять в Украине(!). Банально небезопасно, непонятно, что будет после референдума. Мы ходили на митинги, и знакомые нам говорили, что сейчас создаются черные списки людей, которые принимали в них участие. А я принимал, плюс был активистом в дорожном контроле.
Світлана:
«Родственники наши переедут вряд ли — у наших родителей свои родители остались дома, им уже под 80, они их никуда не повезут, они останутся с ними. Мы еще будем думать. Конечно, хотелось бы чтобы Крым остался в Украине, потому что это родина, мы там родились, мы там выросли. Но если Крым станет российским, мы бы не хотели там жить. К сожалению, значительной части людей, которые не хотят жить в российском Крыму им придется остатся там, потому что банально — квартира, имущество. Людям, которым за 40-50 лет, им тяжело переехать, не говоря о пенсионерах. Сейчас Украина перестала выплачивать пенсии, потому что все заблокировано. Возможно, им придется принять российское гражданство, чтобы получать хоть какие-то деньги».
Наталя з Сімферополя зупинилася у друзів-співробітників, які прийняли її в свою сім’ю. Наталя, кондитер-технолог за професією, дякує своїм колегам зі Львова, що допомогли їй з переїздом. За словами Наталі, у неї багато знайомих, близько 25-и людей, які виїхали з Криму.
Наталя:
«Почему Львов? Это были первые люди, которые позвонили тогда, когда мы стали бояться. Они сказали, вы можете приезжать сюда и жить здесь и ничего не бояться. У меня там остались мои родные, сестра и двое братьев. Не смогли уехать — у кого-то дети, у кого-то не было возможности.
Мой переезд был спланированный, это был такой внутренний протест. Я посчитала, это единственный возможный способ показать, что ты против. Я думаю, процентов 80 крымчан против этого. Кто-то побоялся выйти, кто-то посчитал, что ситуация разрешится сама собой, кто-то не захотел выйти, каждый по своему. Я посчитала, что нет смысла сейчас оставаться там. Возможно здесь, будем говорить в Украине, мы сможем что-то сделать. Кто-то услышит, кто-то задумается, и я думаю, еще не поздно изменить ситуацию. В любом случае, переезд был тяжелый, страшный. Нам в окна направили автоматы, они были внутри машины. Я не видела раньше военных, которые вот так могут вести себя. В Симферополе были какие-то неприятные моменты, все это казалось на уровне испуга, но не войны.
Многих крымчан пугают, что во Львове существуют страшные люди, противники людей, которые разговаривают по-русски. На самом деле, я хочу сказать, что это полная чушь, для меня было удивление зайти в маршрутное такси и спросить на ломанном украинском как мне добраться, человек понял, что я русскоговорящая, просто перешел на русский — объяснил как мне нужно сесть и как нужно добраться.
Надеюсь, что с работой тоже будет все в порядке. Паники нет, есть ощущение спокойствия — Львов способствует к этому на самом деле, один из самых добрых городов в Украине, мне кажется. А вся эта ситуация — это страшный сон, который, надеюсь, скоро закончится.
В’ячеслав та Юлія мають двох малих дітей, тож переїхати з Криму їм було вкрай важко. Аеропорт закритий, квитки на потяг можна було купити лише за годину до відправлення, тож вирішили їхати на машині. В Сімферополі залишився бізнес родини, там вони надавали юридичні та бухгалтерські послуги.
В'ячеслав:
«Когда началась кража активистов, к числу которых мы относились — мы самоорганизовались через социальные сети и выходили с плакатами к воинским частям о том, что мы хотим мира. После этого мы приняли решение — положить все, что помещается в нашу машину и уехать.
Я оказывал юридические услуги по всей Украине, один из клиентов был во Львове — он предложил приехать сюда и переждать здесь. Более того, когда мы отстаивали свою позицию, проукраинскую, я понял, что мне ближе ценности, которые есть здесь: свобода слова, свобода мышления. Сейчас в Крыму ты можешь выйти с любой табличкой, но тебя побьют за это. Там сейчас полный фашизм. Я физилогически не могу выдерживать, когда тебя ограничивают. Поэтому мы оказались во Львове.
Люди здесь пытаются тебя поддержать всем, чем только можно, приходишь в местные органы власти, в облраду — тебе говорят: «ой, нет не слышали, поедьте в тот кабинет, поедьте в тот», — тут как везде с властью. В конце концов все организовывается, дорогу осилят идущие.
Мы думали, что приедем ненадолго, думали что все поправится, все изменится. Там без российского гражданства ты уже социально неадаптированный, то есть ни на что не имеешь права. А наша позиция — мы граждане Украины, мы в нее поверили после Революції Гідності, мы останемся на континентальной Украине пока Крым не станет украинским. Это принципиальная позиция, я хочу чтобы мои дети учились в украинской школе, я хочу, чтобы они знали украинский язык, я хочу чтобы они ассимилировались в этой культурной среде. Потому что эта культурная среда людей, которые сами себя уважают. Я надеюсь, что Львов нас нормально примет, так как мы его любим.
В Крыму остались наши родители, мой брат собирается в Израиль. Самые лучшие люди уезжают, остаются те, кто на пенсии, те, кому все равно, и те, кто по каким-то причинам изменил свою позицию. Последних я не понимаю, но отношусь к ним по христиански, но естественно в моем кругу общения таких людей теперь нет».
Любов та Володя з дитиною переїхали спочатку до Києва, але маючи проблеми з житлом врешті опинились у Львові. Володя займався поставкою кондитерської сировини, ця справа була тісно пов’язана з материковою Україною, зараз все зупинилось. Любов у декреті. У Криму залишилась родина Володі.
Любов:
«Мы участвовали в акциях в Симферополе, рисовали плакаты. Мы почувствовали, что такое крымская «самооборона» физически, когда возле штаба ВМС отбирали плакаты и расталкивали женщин. С нами стояли очень вежливые, умные люди, а противники наши — полупьяные, морально несостоятельные.
Я перестала общаться с половиной знакомых. Многие пребывают в эйфории — это люди, которые связаны с бюджетными работами, маргинальная часть населения. Они почему-то решили, что Россия завалит их сейчас деньгами. Их особо не интересует моральная сторона вопроса — если обещают, значит будет больше. Да, это факт, в России бюджетники и пенсионеры получают побольше, но опять же не учитывают, что меньше льгот, социальных программ, что повысится стоимость продуктов. Не хотят об этом думать.
Напряжение сумасшедшее было, стало в эмоциональном плане намного легче, когда мы выехали с Крыма. Мне спокойно на Западе, в Киеве сейчас тоже напряженно. Тут хорошо, это не решающе — но очень приятно, красивая природа, недалеко горы, к которым мы в Крыму привыкли. Нас радушно и гостеприимно приняли.
Володя:
«Решили перестраховаться из-за ребенка, выехали заранее перед рефернедумом. Мы в Симферополе живем под окнами Верховного совета Крыма, поэтому имели возможность видеть как все происходит на самом деле. Мы сюда собирались приехать к друзьям на пару недель, так что сейчас пытаемся воспринимать это как отдых. Уже ехав сюда, в дороге, мне позвонили, сказали, что есть работа.
Многие знакомые, которые занимались бизнесом свернули всю свою деятельность и поуезжали в Украину. Непонятно как быть с банками, счета заблокированы. Если недвижимость упадет — значит продавать нет смысла. Пока в растерянности. Во многих областях Украины разворачиваются социальные программы для крымчан, надеемся, что будет проще решать все эти проблемы».
В Оксани та її сім’ї був власний бізнес, який вони будували 12 років — поставка кондитерської та пекарської сировини. Через активну громадську діяльність перебування в Криму для Оксани та її сім’ї стало небезпечним. З Криму поїхала перед референдумом, а ще раніше її чоловік вивіз дітей. У Львові вона планує залишитись надовго, мінімум на декілька років. В Криму залишились її батьки та сестра з дітьми.
Оксана:
«Это кризис ментальностей, чем языковой или национальный. То есть это конфликт людей, которые хотят, чтобы им не мешали, которым Майдан дал шанс изменить что-то в этой жизни и тех людей, которые не хотят ничего делать, а хотят чтобы им кто-то что-то давал. Все это пытается сейчас выйти за территорию Крыма и это пугает нас еще больше. Потому что на самом деле я не хочу, чтобы еще больше людей оказалось на нашем месте. Бежать с родины — это нехорошо, я это осознаю, это моя родная земля, я там родилась, всю жизнь работала, тут родился мой сын. С другой стороны мой сын родился в Украине, а я в Советском Союзе, в котором я никогда не хотела жить. Я не хочу, чтобы у моего сына просто так забрали родину, потому что кто-то так захотел. Была возможность уехать заграницу, но приняли решение приехать сюда и попытаться побороться за Украину, чтобы потом вернуть Крым.
Познакомилась с людьми из Евромайдана Крым, другими активистами. Когда вошли «зеленые человечки» у нас появилась идея, как на это влиять. Надоело сидеть молчать сложа руки. Несколько наших акций, общение с журналистами привело к тому, что начались запугивания, начали пропадать активисты. Пришлось переехать к подруге, поменять машину. Акции все равно продолжались, но они уже проводились под страхом.
Выехав за территорию Крыма мы поняли, как нас загнобила эта вся атмосфера. Действительно, воздух пронизан полной неадекватностью и маразмом. Одни радовались непонятно чему, остальные не понимали, что происходит. Эти российские каналы, которые показывают такой бред, что ни на какое место не натянешь, не то чтобы на голову. Когда ты в этом находишься, атмосфера — удручающая. Если быть может рядом со мной не было людей, которые на меня смотрели, я быть может осталась в Крыму, но слишком много на мне завязано, много людей от меня зависит.
Мы ехали большой толпой в шесть машин, принять смогут только там, где реально ждут. Во Львове больше всего друзей, партнеров. Я люблю Львов — здесь не первый раз. Мои партнеры имеют здесь схожий бизнес, очень хорошие и добрые люди».
Стосовно цієї ситуації своїми думками поділився і син Оксани — Богдан:
«Друзі лишились, але я не плакав, як моя знайома за подругами. Я хлопець — мені простіше. З деякими друзями були однодумцями, хтось казав, що з Росією нам буде краще. Вони порівнюють, якщо нам дає гроші МВФ ми повинні щось для цього зробити, а от Росія дає просто так, мовляв, якщо ви будете непокірні, ми перестанемо вам давати гроші. Це не правильно, краще щось зробити й нічого не просити, ніж потім бути підконтрольним».
Источник: postpaper.com.ua
