Выступление адвоката Ларисы Чередниченко во время судебного заседания по делу Виктора Медведчука
Уважаемый суд, перед тем как непосредственно перейти к своей речи, я выслушала доводы прокуроров и просто должна высказать свои замечания перед тем, как произнести речь.
Прежде всего, прокурор сказал, что один из видов доказательств – это результаты НСРД с отмененными грифами секретности. Однако прокурор ничего не говорит о том, что грифы секретности не отменены до сих пор уже после того, как досудебное расследование завершено, на тех процессуальных документах, в соответствии которых осуществлялись эти НСРД. О чем это может свидетельствовать? Это может свидетельствовать о том, что ни сторона защиты, ни суд не смогут убедиться в том, что НСРД было проведено легально, то есть законно, что результаты этих НСРД будут использованы также легально, законно. В свете того, что мои коллеги, другие адвокаты, заявляли о фальсификации материалов, фальсификации доказательств, на которых основывается сообщение господину Медведчуку о подозрении, поэтому логично заметить, что НСРД - также своего рода искусственно созданные доказательства, и убедиться в их легальности нет никакой возможности.
Второе, прокуроры высказывались о том, что имеющиеся риски подтверждены предыдущими судебными решениями, они имели в виду судебное решение от 13 мая этого года и судебное решение от 9 июля этого года. Однако прежде всего следует заметить, что ст. 198 УПК Украины прямо говорит: выраженные в постановлении следственного судьи по результатам рассмотрения ходатайства о применении меры пресечения выводы относительно каких-либо обстоятельств, которые касаются сути подозрения, не имеют преюдициального значениян ни для суда во время судебного разбирательства, ни для следователя или прокурора в дальнейшем. Поэтому, собственно говоря, уважаемый суд, УПК и обязывает следователя судью каждый раз проверять и доводы о рисках, и доводы об обоснованности подозрения, и другие доводы, которые указаны в УПК Украины.
Далее, самого резюмирования того, что есть риски, недостаточно. Ведь закон говорит: прокурор, пожалуйста, приведите конкретные доказательства в подтверждение наличия рисков, тем более, что с течением времени, как сказал мой коллега, риски уменьшаются. Однако, в самом ходатайстве, а также в материалах, которые его обосновывают, нет ни одного доказательства, которое бы свидетельствовало о том, что Виктор Владимирович Медведчук уже что-то уничтожал или искажал либо имеет такое намерение, уже на кого-то влиял или намерен на кого-то повлиять. И я вернусь к ходатайству, и прошу уважаемый суд, на странице 30 этого ходатайства обратить внимание на такой абзац: заявленные стороной обвинения и подтвержденные судебными решениями риски, предусмотренные ч. 1 ст. 177 УПК Украины, - видимо прокуроры имели в виду все риски, которые перечислены в этой статье, - при избрании подозреваемому меры пресечения не уменьшились в настоящее время, но, внимание, лишь усилились ввиду того, что подозреваемый имеет доступ к материалам уголовного производства в полном объеме. И после этого прокурор сказал, что открытие материалов досудебного расследования в полном объеме -это обязанность прокурора. Таким образом, где логика, уважаемый суд? Прокурор, выполняя свои обязанности, тем самым способствует увеличению рисков что ли? И как можно рассматривать обязательную стадию уголовного производства как условие для увеличения рисков, для предотвращения которых прокуроры ходатайствуют о продлении применения меры пресечения? Ну, я не вижу здесь логики.
Потом. Возвращаясь к уничтожению, искажению и совершению каких-то плохих вещей с материалами досудебного расследования. Ознакомление стороны защиты, защитников, а также нашего подзащитного с материалами досудебного расследования проводится в условиях специального помещения, специальной комнаты для следственных действий ГБР. Эта комната оборудована камерами, и в этой же комнате вместе с материалами постоянно присутствует следователь. Так каким образом особо секретные материалы, ознакомление с которыми вообще должно проводиться в условиях режимной секретной части с соблюдением соответствующих условий, то каким образом их можно уничтожить?
Далее, прокурор ссылался на то, что господин Медведчук может, это предположение, может использовать для пользования теми рисками средства связи, в том числе и те, которые невозможно отследить другими техническими средствами. Ну, во-первых, Виктору Владимировичу не запрещено пользоваться средствами связи, а Конституция Украины и действующее законодательство, включая европейскую конвенцию по правам человека, гарантируют неприкосновенность как частной жизни, так и разговоров и коммуникаций. Поэтому непонятна вообще логика стороны обвинения по поводу этого предположения.
Далее прокуроры говорят, что они учли имущественное состояние нашего подзащитного, однако прокуроры ничего не говорят о том, что наш подзащитный находится под действием внесудебных санкций, которые запрещают ему вообще пользоваться любыми его активами, поэтому упоминания о его имущественном положении при этих условиях неуместны и некорректны.
Потом. Сторона защиты утверждала и последовательно утверждает о том, что материалы досудебного расследования последовательно фальсифицировались и фабриковались стороной обвинения. Эта наша позиция основывается на том, что во время досудебного расследования сторона обвинения нарушила столько процессуальных норм и правил, что собранные доказательства судом непременно будут признаны ненадлежащими. Поэтому такие доказательства, во-первых, фальшивые, во-вторых, такие, что их легко опровергнуть чисто процессуальными средствами. Нам ничего не нужно для этого делать, просто правильно применить нормы Уголовно-процессуального законодательства. Зачем господину Медведчуку уничтожать такие улики?
И, продолжая доводы господина адвоката Коваля о том, что рисков вообще не существует. Вообще-то о начале уголовного преследования Виктора Владимировича Медведчука еще два года назад заявил президент Украины. Это опубликовано в СМИ. Далее в СМИ опубликован ряд материалов, который указывает на то, что правоохранительные органы готовы и делают все для того, чтобы инициировать ряд уголовных производств в отношении Виктора Владимировича вплоть до того, чтобы заключить его в тюрьму и отправить уголовное производство в суд. Поэтому за два года любое лицо, которое не уверено в своем поведении и не уверено в своих действиях, которое действительно считает, что ему что-то угрожает, могло бы совершить те действия, которые укладываются в понятие рисков. Однако за два года Виктор Владимирович как честный человек, которому нечего бояться, просто продолжил представлять интересы своих избирателей на территории Украины. Он не совершил никаких противоправных действий, направленных на, как говорят прокуроры, то, что могли бы свидетельствовать о том, что он препятствует уголовному производству.
Теперь что касается сути моего выступления. Кроме обстоятельств, которые определены ч. 3 ст. 199 УПК Украины, уголовно-процессуальный закон, как я уже отметила, обязывает следователя судью каждый раз при решении вопроса о продлении срока применения меры пресечения проверять определенные обстоятельства, в том числе наличие обоснованного подозрения. На это указывает и норма ст. 132 УПК Украины, которая не допускает применение какой-либо меры обеспечения уголовного производства, если сторона обвинения не докажет существование обоснованного подозрения о совершении уголовного преступления такой степени тяжести, которое может быть основанием для применения таких мер обеспечения, и если потребности досудебного расследования оправдывают такую степень вмешательства в права и свободы лица, о котором идет речь в ходатайстве следователя или прокурора. Соответственно, и ст. 194 УПК Украины предусматривает, что во время рассмотрения ходатайства о применении меры пресечения следственный судья обязан установить, доказывают ли предоставленные сторонами уголовного производства доказательства обстоятельства, которые свидетельствуют о наличии обоснованного подозрения в совершении уголовного правонарушения. Как известно, обоснованность подозрения включает в себя два аспекта.
Первый касается вопроса права, подозрение должно касаться правонарушения, предусмотренного законом, то есть в Уголовном кодексе Украины должна быть соответствующая статья. И второй, это вопрос факта. Должны быть доказаны обстоятельства, которые при разумном и беспристрастном толковании вызывают подозрение относительно причастности конкретного лица к определенному уголовному правонарушению. На втором вопросе, вопросе факта, остановятся мои коллеги. Я, уважаемый суд, остановлюсь только на вопросе права, подозрение должно касаться правонарушения, предусмотренного законом. Составленные в уголовном производстве (номер 22021000000000072) процессуальные документы от 11 мая, который называется уведомление о подозрении, и от 19 августа этого года, который называется уведомление об изменении ранее сообщенного подозрения, не касаются правонарушений, предусмотренных Уголовным кодексом Украины, и именно это свидетельствует об отсутствии обоснованного подозрения в отношении Виктора Владимировича Медведчука. По этому поводу мы утверждаем, что изложенные в ходатайстве фактические обстоятельства, те, которые прокуроры считают описанием действий господина Медведчука, не свидетельствуют о совершении им уголовных правонарушений, а тем более предусмотренных именно ст. 111 и 438 Уголовного кодекса Украины. Приведенные обвинением обстоятельства якобы правонарушений не охватываются и не могут охватываться именно такой правовой квалификацией, и в пользу этого довода я сейчас приведу свои аргументы. Причины этого - дефектность, некачественность и непредсказуемость норм Уголовного кодекса Украины, на основании которых Виктора Владимировича привлекают к уголовной ответственности. Эти нормы допускают возможность неоднозначного их толкования, и это является серьезной угрозой нарушения принципа верховенства права в деле господина Медведчука, поскольку само по себе порождает правовую неопределенность. Принципу правовой неопределенности уделено достаточное внимание и в решениях Конституционного суда Украины, и в решениях ЕСПЧ, например по делам "Щекин против Украины", "Серков против Украины", "Новик против Украины", "Стол против Соединенного Королевства", и в документах Венецианской комиссии, которые называются "Доклад о верховенстве права".
Принцип правовой определенности должен быть применен в любом уголовном производстве и при решении любого вопроса уголовного производства, в том числе при решении следственным судьей вопроса о продлении срока действия меры пресечения, особенно такого, как круглосуточный домашний арест, который по сути своей, по напряженности равен лишению свободы, как это указано в практике ЕСПЧ. Поэтому понятие "качество закона" - это составляющая принципа верховенства права и гарантия применения судом наиболее благоприятного для лица толкования закона, ..., однако в деле господина Медведчука почему-то уголовный закон толкует вот эти недостатки его, возможность применения двойной трактовки, почему-то не на пользу, а для того, чтобы обвинить лицо. А неконкретность уголовно-правовой терминологии не позволяет однозначно определить вину лица в совершении того или иного уголовного правонарушения.
Вообще объектом преступления выступает то благо, которому преступлением наносится реальный вред, а не мнимый, такой, как в воображении прокуроров. В случае, если нет определения, то возникают сомнения относительно вины лица, а в соответствии с Конституцией Украины все сомнения относительно доказательства вины лица должны толковаться именно в его пользу. Поэтому дефектность правовых норм, предусмотренная ст. 111 и 438 Уголовного кодекса Украины, заключается в том, что в них содержатся конструкции оценочного характера, определение которых национальное законодательство не содержит. Поэтому сторона обвинения имеет практически неограниченные возможности для произвольного их толкования. По ст. 111 Уголовного кодекса Украины нашему подзащитному инкриминируют государственную измену в форме помощи в проведении подрывной деятельности против Украины, а по ст. 438 Уголовного кодекса - незаконченное покушение на разграбление национальных ценностей, к которым сторона обвинения относит недоразведанные, то есть виртуальные, полезные ископаемые. Действующее законодательство Украины не содержит определения, ни один правовой акт национального законодательства Украины не содержит определения понятия "национальные ценности", поэтому никто в Украине не может точно знать, что это такое, без применения научных подходов к этому. Это понятие практически не применяется ни в одном нормативном документе и законодательном документе. Поэтому для выяснения того, относятся ли перспективные запасы, - перспективные – это предусмотрительные лица предполагают, что там они могут быть или не могут быть, их надо доразведовать, поэтому они перспективные, - поэтому для выяснения того, относятся ли такие перспективные запасы полезных ископаемых к правовой категории "национальные ценности", о которой говорится в ст. 438 УКУ, стороной защиты проведена соответствующая научно-правовая экспертиза. Вывод от 13 августа этого года приобщен к возражению. Согласно заключению этой экспертизы, в УК отсутствует определение понятия "национальные ценности". В других законодательных актах также отсутствует это понятие, а потому его можно трактовать только по теоретическим доктринам, научным трудам и т.п. Поэтому национальные ценности можно трактовать, во-первых, как нематериальные ценности, то есть культурное наследие, традиции, обычаи и т.д., которые объединяют определенное количество населения, а во-вторых, как культурное наследие, произведения искусства, архитектурные памятники и пр. Государственное имущество, объекты государственной собственности, которые не имеют любого культурного, исторического значения и т.п., в правовом смысле не могут быть расценены как национальные ценности. Следовательно, ведущие правоведы, ученые государства пришли к выводу, что перспективные, то есть возможные, запасы полезных ископаемых с правовой точки зрения не могут быть отнесены к понятию национальные ценности, поскольку они, во-первых, являются перспективными, то есть подлежащими разработке, разведке, и при существующих обстоятельствах невозможно вообще сделать вывод о том, существуют ли вообще эти запасы, их объем, стоимость и качество; во-вторых, не несут в себе никакого исторического, культурного, творческого значения. Поэтому отнесение перспективных запасов природных ископаемых участка Глубокое, - это ведь даже не месторождение, это участок, - к национальным ценностям с правовой точки зрения некорректно. Следовательно, произвольное отнесение прокурором полезных ископаемых к национальным ценностям - это проявление произвола государства.
Одним из источников международного права являются доктрины наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций как вспомогательное средство для определения правовых норм. Это указано в ст. 38.1 устава Международного суда. Однако и в трудах международных специалистов не встречается понятие "национальные ценности". В тексте сообщения о подозрении от 11 мая этого года и сообщения об изменении ранее сообщенного подозрения от 19 августа этого года сторона обвинения отметила, что ст. 438 Украины является бланкетной нормой, отсылающей к нарушению законов и обычаев войны, предусмотренных в международных договорах, согласие на обязательность которых предоставлено ВРУ. Хорошо, бланкетная значит бланкетная.
Таким образом, при толковании конкретных нарушений законов и обычаев войны, как отмечают прокуроры, по данному делу следует руководствоваться Женевской конвенцией о защите гражданского населения. По мнению стороны обвинения, эта конвенция содержит перечень деяний, которые составляют наиболее серьезные нарушения Женевских конвенций, а также другие нарушения законов и обычаев войны. Между тем тщательное изучение содержания названной конвенции, на которую ссылаются прокуроры, как на нормативный документ, к которой отсылает ст. 438 Уголовного кодекса, так в этой конвенции нет ни одного упоминания о национальных ценностях, не говоря уже об определении или толковании этого понятия. Более того, по смыслу ст. 6 этой конвенции она должна применяться с самого начала всякого конфликта или оккупации, на оккупированной территории применение настоящей конвенции, внимание, прекращается через год после общего прекращения военных действий. Но оккупационное государство настолько, насколько оно выполняет функции правительства на этой территории, будет связано на срок оккупации положением только отдельных статей, ни одна из которых не касается добычи полезных ископаемых или разработки недр на оккупированной территории. Из этого следует логический вывод, что и нормы конвенции как юридического акта, имеющего высшую по сравнению с ККУ юридическую силу, тоже имеют большой уровень абстракции.
В этом контексте следует отметить, что большая палата ЕСПЧ еще 29 мая прошлого года предоставила консультативное заключение по запросу Конституционного суда Армении относительно использования отсылочных методов, а здесь, как прокуроры говорят, это отсылочный метод, во время определения правонарушения и стандартов сравнения уголовного закона, действующего во время совершения правонарушения, с криминальным законом, изложенным в новой или измененной редакции. В данном консультативном заключении к этому уголовному производству, один из вопросов в котором мы рассматриваем сейчас, есть ответ только на единственный, на третий вопрос. Он звучит так: соответствует ли уголовный закон, который определяет преступление и содержит ссылки на определенные правовые положения юридического акта с высшей юридической силой и высоким уровнем абстракции, требованиям определенности, ясности, предсказуемости и стабильности? Отвечая на этот вопрос в свете требований четкости и предсказуемости по ст. 7 Европейской конвенции по правам человека, суд впервые высказал такую четкую позицию относительно законодательной техники формирования бланкетных норм, а именно в случаях, когда положения материально уголовного закона отсылочные или бланкетные положение во время определения элементов состава преступления отсылает к правовым положениям вне границ уголовного права, то есть, положение, к которому отсылает. Следовательно, ЕСПЧ сказали: использование законодательной техники формирования бланкетных норм при криминализации действий или бездействия само по себе не является несовместимым с требованиями ст. 7 конвенции, однако как бланкетные нормы, так и положения, к которым эти нормы отсылают, взятые вместе, должны оказывать соответствующему лицу предусмотреть возможность в случае необходимости с юридической помощью, какое поведение может повлечь за собой его или ее уголовную ответственность. Это требование одинаково применяется в случаях, где положения, на которые сделана ссылка, занимают высшее иерархическое положение в правовом порядке или высший уровень абстракции, чем отсылочные или бланкетные положения. В любом случае, суд, применяет бланкетные нормы и положения, к которым отсылает бланкетная норма, должен оценить, является предсказуемой уголовная ответственность с учетом обстоятельств дела.
Таким образом, даже в совокупности с положениями Женевской конвенции диспозиция ст. 438 УК все еще остается нормой с большим уровнем абстракции. Это исключает привлечение кого-либо к уголовной ответственности по этой статье с точки зрения национальных ценностей. Так же действующее законодательство Украины не содержит определения таких понятий, как подрывная деятельность, как составляющая угрозы или вреда национальной безопасности Украины. Между тем в решениях ЕСПЧ уделено значительное внимание вопросам определения государственными органами угроз для национальной безопасности. Сторона же обвинения говорит, что действия господина Медведчука являются определенной угрозой для национальной безопасности Украины. Поэтому одним из примеров того, как должны государственные органы определять угрозу для национальной безопасности, является решение по делу ... против бывшей югославской республики Македония. В деле госпожи ... ЕСПЧ указал: хотя оценка государственного органа того, в чем именно заключается угроза для национальной безопасности, объективно имеет значительный вес, независимый орган или суд должен иметь возможность реагировать в делах, в которых применение этой концепции не основывается на соответствующих фактах или выявляет толкование национальной безопасности, что противоречит закону или общепринятому значению и является своевольным.
Поэтому, уважаемый суд, прежде всего я прошу вас определить, не является ли произвольным толкование стороной обвинения с помощью выводов отредактированных судебно-лингвистических экспертиз политической деятельности Виктора Владимировича Медведчука в качестве угрозы национальной безопасности, ведь это говорит о грубом нарушении принципов верховенства права и его неотъемлемой составляющей, принципа правовой определенности. Примером такого произвола, и я снова вернусь к своему коллеге господину Ковалю, примером произвола является заключение эксперта номер 202/1 от 7 мая 2021 года, согласно которому в нескольких публичных выступлениях господина Медведчука в 2019 году с лингвистической точки зрения содержится негативная, тенденциозно поданная предвзятая информация относительно Украины, относительно государственной власти и государства в целом, его внутренне- и внешнеполитического курса. Эта информация, по мнению экспертов СБУ, якобы способствует формированию негативного имиджа Украины на международном уровне, а с другой стороны, достоверность этой информации неоспорима. К тому же и Конституция Украины, и законодательство, регламентирующее деятельность политических партий в Украине, гарантируют свободу высказываний и политических убеждений, и несогласие оппозиционного политика с курсом официальной власти, его острая критика конкретных действий власти и их результатов не являются содействием формированию негативного имиджа Украины, а являются, по сути, формой демократии. Привлечение лица к уголовной ответственности на основании дефектных норма Уголовного кодекса нарушает принцип никакого наказания без закона, гарантированного ст. 7 ЕСПЧ.
Показательным в этом аспекте является решение ЕСПЧ по делу ... против Эстонии. Суд по этому делу признал, что толкование ст. 161 Уголовного кодекса Эстонии, на основании которого государственный служащий высшего уровня осужден за злоупотребление должностным положением, охватывало применение слишком широких понятий и нечетких критериев, которые не соответствовали требованиям ЕСПЧ и принципа никакого наказания без закона, поскольку заявитель не мог предусмотреть в соответствии с действующим уголовным законодательством того, что его действия будут квалифицироваться как уголовное правонарушение. В этом случае в полномочия господина ... входило подписание определенных документов, но за подписание именно одного из таких документов, именно за подписание, он и привлечен к уголовной ответственности. То есть нечеткая норма Уголовного кодекса, как в деле Медведчука, очень абстрактные диспозиции ст. 111 и 438 УКУ. Приведенное выше говорит о том, что письменное сообщение о подозрении от 11 мая этого года и письменное сообщение об изменении ранее сообщенного подозрения, которое датировано 19 августа этого года, является необоснованным. Они не убеждают стороннего потребителя в том, что имело место событие уровня преступления и что господин Медведчук объективно связан с любыми уголовными правонарушениями, которые ему пытаются инкриминировать. При таких обстоятельствах дальнейшее продление срока применения меры пресечения невозможно.
Кроме того, я прошу суд обратить внимание и на то, что статья 132 УПК Украины не допускает применения мер обеспечения уголовного производства, если сторона обвинения не докажет того, что потребности досудебного расследования оправдывают именно такую степень вмешательства в права и свободы лица, о котором говорится в их ходатайстве. Однако, как уже установлено, досудебное расследование завершено почти две недели назад. Тем самым следователь и прокурор резюмировали, что все необходимые для составления обвинительного акта доказательства они собрали и другие доказательства им просто не нужны. В то же время это указывает на то, что новых доказательств, которыми в дальнейшем могло бы быть обосновано подозрение, нет и появиться не может. Поэтому никакие потребности завершенного досудебного расследования не могут оправдать дальнейшее лишение лица фактически свободы.
При решении вопроса уголовного производства, с которым обратилась сторона обвинения, следует также учесть содержание письма ВССУ по рассмотрению гражданских и уголовных дел о некоторых вопросах порядка применения мер пресечения в ходе досудебного расследования и судебного внедрения в соответствии с УПК Украины. Это письмо от 4 апреля 2013 года номер 511-550/0/4-13. В связи с этим письмом, решая вопрос о применении, продлении, изменении либо отмене меры пресечения при рассмотрении соответствующих ходатайств, следователь судья, суд каждый раз обязан, в частности, учесть, что меры пресечения производства ограничивают права лица на свободу и личную неприкосновенность, гарантированные ст. 5 ЕСПЧ, а поэтому могут быть применены только при наличии законной цели, а не той цели, о которой отмечают прокуроры, и оснований, определенных УПК, с учетом соответствующей практики ЕСПЧ. Взвесить, что домашний арест - это второй после содержания под стражей за исключительностью вид меры пресечения, следовательно, его применение возможно только в случае, если прокурор докажет, что ни одна из более мягких мер предосторожности не сможет отвести риски. А в нашем случае прокуроры лишь голословно указывают, что другие меры пресечения не смогут отвести риски, а доказательств они не приводят.
Поэтому при рассмотрении ходатайства о продлении применения меры пресечения в виде содержания под стражей обязательно должна быть рассмотрена возможность применения других альтернативных мер пресечения. Именно такая правовая позиция изложена в пункте 80 решения ЕСПЧ по делу Харченко против Украины. Подытоживая сказанное, уважаемый суд, я отмечу, что при условии завершения досудебного расследования нет оснований для продления срока действия меры пресечения в отношении Виктора Владимировича Медведчука, ведь отсутствуют как реальная цель его применения, так и нужды расследования, которые обуславливают необходимость лишения лица свободы.
