Мир Эпохи больше нет

Когда Виктор Черномырдин прибыл в Киев, стало понятно — времена украинско-российского сотрудничества завершились. Началась эпоха. Когда Черномырдина не стало, эта эпоха закончилась и повториться она не сможет.

Приезд посла-Черномырдина в Киев прошел без красной дорожки, но с тревогой: 2001 год — период не самых простых украинско-российских отношений. Работа посольства — формальная, посол — похожий на офицера, по недоразумению надевшего гражданку. И тут — Черномырдин с его опытом премьерства, переговоров с боевиками и усмирения югославской ситуации.

Черномырдин появился в посольстве, бывшем райкоме партии, и с трудом в нем поместился — тесновато было и по квадратуре площадей, и по кубатуре отношений. Увеличил, расширил, поселился в особняке — друг Леонид Кучма помог с резиденцией. Сделал ее такой, чтобы книг было много и пафос работе не мешал. Подчеркивал, что и дом, и картины, и золотые виньетки — не его, а имущество Российской Федерации, которое следующим послам перейдет, новым дипломатам достанется.

Первое интервью — «Известиям». Сложное и с недоверием, с вопросом, заданным громогласным черномырдинским шепотом: «А что, «Известиями» тут барышня руководит?» Взаимное недовольство результатом — слишком официальный текст, слишком посольский и нечерномырдинский, ни одного афоризма. Как позже Виктор Степанович рассказывал, поначалу, приняв посольскую миссию, он попытался отказаться от замечательных особенностей своей уральской речи, да позже понял — напрасно это. Предложение продолжить беседу и улучшить интервью за рюмкой чая. Изумительная посольская секретарша, принесшая чай только Виктору Степановичу. Взбучка ей, сочувствие мне, и вроде бы начало того человеческого общения, которое так редко бывает между журналистами и политиками серьезного масштаба. Хотела бы сказать масштаба черномырдинского, да не получается — слишком уникален этот человек. С тех пор для «Известий» в Киеве Черномырдин стал другом, а позже — спасителем. Зимой 2009—2010-го, когда газету пытались закрыть не без усилий тогдашних украинских властей, Виктор Степанович лично взялся за спасение нашей жизни — ходил, говорил, помощи просил, в Кремль обращался. Так он на свой, черномырдинский лад помогал нам инвестора искать: «Не по мелочи же побираться». К тому времени Черномырдин уже перестал быть послом, закончил свою почти девятилетнюю миссию, болел, но, как сам говорил, своих не бросал. Он был тем редким человеком, который не оставил в 2005 году Леонида Кучму, лишившегося своей власти и опозоренного «оранжевыми». Черномырдин был единственным, кто тогда не только ездил к Данилычу на водку с коньяком, но и без стеснения говорил об этом.

Семидесятилетие Виктора Степановича, которого тогда в Киеве иначе, как Черномором не называли, Кучма отстоял от тоста до тоста. И в Москве был, и в Киеве продолжал. Выражение «неделю пьем ваше здоровье» Кучма впервые говорил не фигурально, а как факт. Финал празднования — ужин в ресторане с хорошим названием «За двумя зайцами». Сидим рядом и впервые замечаю на руке Черномырдина бледную татуировку. «Что это?» — интересуюсь. «Да друг у меня в детстве был, Толя, так мы с ним татуировки друг другу сделали с нашими именами. Потом, когда в правительство пришел, я решил ее вывести в кремлевской больнице, сказал, что готов без наркоза, а потом уже и отказаться было стыдно. Ощущение такое, вроде рой меня грызет. Но я терпел, звука не издал». Так, не издав звука и не пожаловавшись, Черномырдин терпел болезнь. Говорил, что 70-летие и долгие празднования «видать, не по возрасту». Что болит, не рассказывал, но близкие говорили два слова: почки, рак. Черномырдин исхудал, голос стал еле слышным, глаза — огромными. Собственно, только они напоминали о том, каков был Виктор Степанович до болезни. Потом к Черномырдину вернулся голос, а к нам надежда — может, поправится. «Это только ремиссия», — безнадежно отвечали мне. На День России в 2009 году Черномырдин прибыл в киевский Октябрьский дворец вместе с внучкой. Жена Валентина прибыть не смогла — впервые за все время. Слухи о том, что Виктора Степановича скоро отставят, курсировали в Киеве так часто и так давно, что все успокоились: ЧВС есть не то что надолго, а навсегда. Об указе президента России, отзывающем посла на родину, объявили прямо на приеме. Из праздничного он стал печально-прощальным: к послу привыкли так, что отпускать не хотели. Виктор Степанович тогда мне сказал ровно и без эмоций — на всё президентская воля. Для него это был случай, когда о боли не кричат. Черномырдин не уезжал достаточно долго, собирал вещи, рассказывал, что «новым послом будет умный, чернявый, тебе понравится». Проводил вместе с «Известиями» акции, дарил нашим читателям книги из «Библиотеки Черномырдина», благодаря которой Украина смогла прочитать Шолохова без купюр и Пушкина в достойном поэта издании. Успел Черномырдин и презентовать в Киеве свои книги. Название одной из них — «Вызов» — более всего соответствовало тому, что Виктор Степанович делал в Киеве, хотя говорилось в ней о югославском урегулировании.

Черномырдин, дуайен посольского корпуса Украины, принимал таких людей и решал такие вопросы, которых по определению в посольстве быть не могло. В 2004-м Виктор Степанович захватил Центризбирком Украины. Во всяком случае, об этом сообщила украинская пресса. Она решила, что Черномырдин прибыл в ЦИК, чтобы заблокировать подсчет голосов, определявших, кто победил: Ющенко или Янукович. «Ну вот, теперь я еще и террорист», — сказал мне тогда Виктор Степанович почти что без иронии. В 2005-м в интервью нам Черномырдин назвал премьера Юлию Тимошенко рожей, которая Ющенко не понравилась. Юлия через нас передала Черномору: мол, она поняла, что рожа — это не о ней. Черномырдин был арбитром между Януковичем, Ющенко, Кучмой и Тимошенко. Встречался со всеми часто и долго, но напоминал Юлии: «Долги надо возвращать, а то полемику ведут — надо-не надо, вернут-не вернут». В Киеве Черномырдин успел обзавестись кумом. Покрестил вместе с Леонидом Кучмой близнецов, родившихся в Киеве у давнего черномырдинского помощника и соратника Евгения Белоглазова. «Уж если своих детей поженить не смогли, так хоть кумовьями стали», — сказал Черномырдин. Незадолго до смерти Черномырдин приезжал на Западную Украину, говорил, что тут ему дышится легче и чувствуется лучше, и никакая заграница не нужна. Рассказывал, что настолько вжился в эту страну, что ее воздух воспринимает как дым Отечества.

И будучи, и не будучи послом, Виктор Степанович протежировал Гуманитарный университет в Чернигове. Раздавал стипендии студентам, в основном студенткам. Последний визит обставили как-то особенно торжественно — с хлебом-солью, с караваем, с девушками в веночках. Девушек Черномырдин осмотрел с интересом, сказал афористичную речь. Несмотря на жару, был в теплом свитере под пиджаком, который старался спрятать за застегнутыми пуговицами. «Плохо ему, наверное», — подумали мы. Но Черномырдин был весел, пригласил в ресторан, выслушал речи подвыпивших принимающих о том, что «нам бы ваши деньги, мы бы все порешали», и ответил в тосте: «Деньги решают не все, любовь важнее».

В последние месяцы Черномырдина, казалось, что в Киеве его любят больше, чем во всей России. Он говорил не на, а в Украине, его признали самым влиятельным иностранцем, таким же значимым, как Богдан Хмельницкий. Ему доверяли и правые, и левые, его называли теневым президентом.

Теперь мне рассказали, что Виктор Степанович знал о том, что умирает. За десять дней до кончины собрал родных и попрощался. За пару дней до смерти встретился с друзьями.

«Мы живем и будем жить хорошо», — говорил Черномырдин на своих посольских приемах и поднимал тост «За нас и вас, за нефть и газ», который стал в Киеве паролем для своих. Наверное, Черномырдин — единственный работавший в Украине политик, о котором будут говорить хорошо спустя десятилетия. Другим это не удалось и в ближайшее время не удастся.

Наверное, оставшись без Черномырдина, Украина потеряла, больше, чем Россия. Но это боль, о которой не кричат.