26 апреля исполняется 25-я годовщина аварии на Чернобыльской атомной электростанции. К этой дате Украине удалось провести международную конференцию стран-доноров, согласившихся выделить 550 млн евро на строительство нового саркофага над четвертым блоком станции. Поможет ли саркофаг остановить утечку радиоактивной воды и пыли? Когда будет разобран сам реактор? Станет ли 30-километровая зона безопасной? Можно ли сейчас туда возить туристов и насколько ухудшилось состояние здоровья украинцев после аварии? Ответы на эти вопросы искали гости Пресс-клуба «Известий в Украине».
Люди стали больше болеть не только от радиации
Анатолий Чумак, заведующий отделом Научного центра радиационной медицины:
— Наш научный центр имеет дело с группой наиболее пострадавших людей. Это те, кто в 1986 году перенесли острую лучевую болезнь. На момент катастрофы этим людям было до сорока лет. Исследования показали, что у некоторых людей не было типичных признаков острой лучевой болезни, потому что у них степень радиационной устойчивости была выше. Оказалось, что нет людей одинаково чувствительных к радиации. Потому у одних развилась лучевая болезнь первой, второй и даже третей степени, а у других, получивших такую же дозу облечения, нет. 28 ликвидаторов погибли в первые три месяца после катастрофы. Позже умерли еще сорок человек. Проблемы у них в основном были с онкологией и сердечно-сосудистой системами. К сожалению, наши данные показали, что риск развития опухолей щитовидной железы имеют практически все возрастные категории облученных граждан. Причем у ликвидаторов аварии на ЧАЭС это заболевание наблюдается в четыре-пять раз чаще, чем у жителей зараженных территорий. И у ликвидаторов гораздо чаще встречаются органопоражающие опухоли.
Если говорить о так называемой неонкологической, или соматической заболеваемости, то данные и здесь настораживающие. Прежде всего, речь идет о патологиях сердечно-сосудистой системы. Работы наших ученых показывают прямую связь с полученной дозой радиации. При этом нельзя говорить, что решающую роль играет только радиация. Большинство соматических заболеваний мультифакторальные, проще говоря, причин их появления может быть много, к примеру, курение, неправильный образ жизни, ожирение, плохое питание. Доля радиации тут всего 6—10%.
Хочу отметить, что динамика онкологической заболеваемости растет по всему миру. Причин тому масса — плохая экология, изменение способа жизни. Но для непосредственных участников ликвидации эти показатели выше.
Сейчас часто можно услышать о йододефиците и его профилактике йодированной солью. Истина посредине. Если в организм, особенно растущий, не поступает определенная норма йода — не развивается щитовидная железа, страдает мозг. С другой стороны, йодированную соль нельзя считать панацеей. Это не самый лучший вариант. Для йодирования соли используется йодат калия — вещество, которое не является ни лекарственным препаратом, ни пищевым продуктом. Это просто химическое вещество. Кроме того, добавляется это вещество в соль в очень небольшом количестве. Потому не стоит надеяться, что в условиях промышленного производства эта небольшая доза йодата калия равномерно распределится, скажем, в тонне соли. В итоге одному человеку йода может не хватать, а он будет думать, что все в порядке. А другому — может попасть такое количество йода, что сразу ударит по щитовидной железе. Для того чтобы обеспечить нормальное поступление йода в организм, рекомендуют есть морские водоросли, такие как ламинария.
Алексей Бреус, бывший оператор 4-го энергоблока ЧАЭС:
— По поводу йододефицита могу сказать, что когда я через шесть часов после взрыва пришел на 4-й блок, при входе на территорию станции мне охранник предложил таблетку йодистого калия. И потом еще каждый день в столовой получал йодистый калий и могу утверждать, что моя щитовидка выигрывает по сравнению со щитовидками тех людей, кто этого лекарства не получал в то время. Но опять же, это был острый период, когда в воздух попало очень много радиоактивного йода с реактора. Сейчас же, когда к нам из Японии долетает радиоактивный йод в таком количестве, что его улавливают только высокочувствительные приборы, нет смысла заниматься профилактикой. Смысл йодопрофилактики в том, что препараты нужно принимать заранее, чтобы насытить щитовидку йодом, тогда она захватывать радиоактивный йод не будет. Но это нужно делать заранее.
Николай Тронько, директор Института эндокринологии и обмена веществ:
— Проблема, о которой мы сегодня говорим, крайне важная в медико-социальном плане, несмотря даже на то, что после аварии на ЧАЭС прошло уже 25 лет. Если говорить о патологии щитовидной железы, то прошедшие годы четко доказали прямую связь заболеваний железы с выбросом радиации. Связь Чернобыльской катастрофы с повышением заболеваемости раком щитовидной железы доказана. Наш институт начал работать над этой проблемой буквально с первого дня после аварии. Потому сегодня мы имеем уже 25-летний опыт исследования уровня заболеваемости.
Мы много наблюдали за детьми и подростками, которые имели контакт с ионизирующим излучением радиоактивного йода в 1986 году. Это был беспрецедентный выброс радиоизотопов йода — от 40 до 50 миллионов кюри. Это на десятки порядков больше, чем при авариях, которые были на других АЭС и также в Хиросиме и Нагасаки. Особенно пострадало от радиоактивного йода население Черниговской, Житомирской, Киевской, Ровенской и Черкасской областей. На базе нашего института был создан реестр больных, перенесших операции по поводу рака щитовидной железы. Сейчас в этом реестре уже 6049 больных; 75% — это те, кто в момент аварии были детьми. О каждом у нас есть информация: где он жил, какая была дозовая нагрузка на щитовидную железу и прочее. Ключевой вопрос, который вызвал бурные дискуссии, это дозы. По некоторым данным, те дозы, которые получили жители названных областей, вроде бы не должны были вызвать увеличение заболеваемости раком щитовидной железы. Тем не менее время показало, что наиболее пострадавшими и подверженными воздействию радиации стали дети и подростки, особенно дети до девяти лет. Мы исследовали динамику заболеваемости в этой возрастной группе на загрязненных территориях и в других регионах Украины. Как выяснилось, разница отличается в разы. Уровень заболеваемости детей в возрасте до 14 лет, которые имели контакт с ионизирующим излучением и радиоактивным йодом, в десятки раз выше, чем у тех, кто родился уже после катастрофы. Это является убедительным доказательством связи между выбросом радиации и заболеваемостью щитовидки.
Какова ситуация на сегодняшний день? Сегодня те, кто были детьми в момент взрыва чернобыльского реактора, уже взрослые. Но по-прежнему заболеваемость раком щитовидной железы в загрязненных регионах гораздо выше, чем в других областях. Возникает также вопрос о латентном периоде рака щитовидной железы. Если ранее считалось, что он составляет 4—8 лет, то сегодня мы уже имеем точные данные, что он может быть и больше.
В нашем институте прооперировано 40% больных. За это время несколько изменились взгляды на тактику и стратегию ведения детского тиреоидного рака. Мы пришли к выводу, что нужно идти на полное удаление щитовидной железы. Ранее более приоритетными считались так называемые органосохраняющие операции. Выяснилось, что опухоль обладает высокой биологической агрессивностью. После долгих дискуссий пришли к выводу, что иного пути, кроме тотального удаления щитовидки просто нет. Второе, что изменилось — это подход к вопросу микроопухолей. Речь идет микрокарценомах, диаметр которых менее одного сантиметра. К слову, такие узелки есть у каждого второго человека, просто на них никто не обращает внимания. И это не страшно. Но если такой человек имел в анамнезе контакт с радиоактивным излучением, есть опасность заболевания раком. Такие люди должны находиться под пристальным наблюдением эндокринологов и онкологов.
Человечество не знает, что делать с атомными станциями
Сергей Курыкин, экс-министр экологии и природных ресурсов:
— Как ни печально, но приходится констатировать, что авария на ЧАЭС никого ничему не научила, не сделала людей острожными, не заставила диверсифицировать источники энергообеспечения. Мы все реалисты и понятно, что отказаться от атомной энергетики просто так нельзя. Но у нашего государства, как и у мировой общественности, должна быть стратегия максимально эффективного использования существующих мощностей атомных станций, повышения их безопасности и параллельно — отказ от форсированного наращивания установленных мощностей АЭС. Однако мы видим абсолютно противоположную картину. Энергетическая стратегия Украины до 2030 года написана так, будто ее писали только атомные энергетики, потому что в ней 90% текста посвящается перспективе развития атомной энергетики. Наращивая атомные мощности, мы увеличиваем и количеством проблем. Это и проблема накопления отходов, и вывода из эксплуатации атомных блоков. С последней проблемой связана и мировая тенденция — продлевать ресурс работы использованных энергоблоков. На Украине это уже сделали на Ровенской АЭС и, судя по всему, такой же подход будет сохранен и к другим станциям. В мире сейчас работает 444 реактора, из них у 178 реакторов продлен срок эксплуатации. К слову, точно также был продлен ресурс работы реакторов на «Фукусиме». Продлевая ресурс работы действующих атомных станций, мы не отказываемся от строительства новых атомных энергоблоков. Таким образом, как снежный ком нарастает проблема. Рано или поздно продленный ресурс тоже себя исчерпает, а продлевать его невозможно до бесконечности. Ведь в реакторе есть детали, которые невозможно заменить, к ним нельзя добраться, а значит, невозможно выяснить, в каком техническом состоянии они находятся. Вообще, продление ресурса — рискованный шаг, хотя я понимаю, что люди, которые этим занимаются, понимают, что они отвечают за результаты своей деятельности.
Рано или поздно мы окажемся перед проблемой своей деятельности — нужно будет куда-то девать отработанное ядерное топливо и тратить огромные деньги на вывод из эксплуатации уже отработавших свое энергоблоков. И здесь говорить о каких-то зеленых лужайках, которые будут создаваться вокруг атомных станций, выведенных из эксплуатации, не приходится. Таких лужаек вообще нигде нет в мире. Можно говорить в лучше случае о выгрузке топлива, о демонтаже внешних, не связанных непосредственно с реактором конструкций и о какой-то их консервации. Сам корпус реактора остается высокорадиоактивным в течение столетий. И никто не знает, что с ним делать. Тем не менее человечество продолжает упорно идти по этому пути, хотя лучше и рациональнее заниматься энергосбережением.
Алексей Бреус:
— Сергей Иванович сказал, что он противник атомной энергетики. Я как человек, прошедший через это, могу сказать, что у нас отношение к атомной энергетике не очень корректное. Мы ее расцениваем как единственного врага технического прогресса. А как же химическая промышленность, металлургия, обычная энергетика, в конце концов, информационные технологии, продукты с ГМО? Атомная энергетика — это лишь один из результатов научно-технического прогресса. И в этом плане отказаться от атомной энергетики, как и от других достижений прогресса, вряд ли возможно. Будем реалистами.
Чернобыль перевел меня из категории физиков в лирики. Поэтому я остановлюсь не только на технических вопросах. Я хотел вначале рассказать, почему случилась авария. Если выйти на улицу и спросить, почему произошла авария, любой скажет, что операторы там что-то не то делали, не то нажали, вообще творили там, что хотели. Специалисты, которые изучали причины аварии, пришли к выводу, что реактор имел серьезные проектные недочеты, которые и привели к аварии. Я напомню, что взрыв произошел тогда, когда оператор Леонид Топтунов нажал кнопку аварийной защиты пятого рода. Это фактически стоп-кран для реактора. Но вместо остановки реактор взорвался. Оказалось, проект реактора таков, что в некоторых случаях возможен взрыв. Если сравнивать с автомобилем, то ситуация примерно такая: водитель жмет на тормоз, но проект автомобиля таков, что в некоторых случаях это приводит к попаданию искры в бензобак. Был еще один изъян у реактора. Это паровой коэффициент реактивности. Примерно выглядит так: если в котелке на огне кипит вода, то, выливаясь за края, она тушит костер. Но если в котелке вместо воды керосин, то, выливаясь, он провоцирует пожар. То же было в реакторе. Если в реакторе по каким-то причинам цепная реакция усиливается, это приводит к увеличению пара в реакторе, а это тянет за собой еще большее усиление цепной реакции. В итоге круг замкнулся, и реактор взорвался. Это все проектные изъяны. К тому же у нас не было приборов для измерения оперативного запаса реактивности. То есть приходилось работать на предчувствиях, догадках. После аварии на ЧАЭС реакторы такого типа были остановлены в Литве, России, несколько месяцев проводилась их модернизация. Через полгода работы с устраненными неточностями их работу проверили. Все изменения изложили в документе и пришли к выводу, что по некоторым параметрам работа реакторов стала еще хуже, они стали менее управляемыми и более опасными, чем были до аварии на ЧАЭС. Но самое страшное, что этот документ засекретили и продолжили работу реакторов. И на уже работающих шаг за шагом убирали недостатки. Вот такое было отношение уже после аварии на ЧАЭС к атомным станциям. Можно только догадываться, как относились к атомной энергетике до аварии.
Туризм в зону — удел камикадзе
Сергей Курыкин:
— Сейчас много говорят о том, чтобы сделать туризм в 30-километровую зону массовым. Я понимаю желание властей из всего извлечь пользу. Привлекательно сделать Чернобыль туристическим объектом. Но есть разница между брошенным городом Припять и Помпеями или Херсонесом. Когда мы имеем дело с руинами городов древних цивилизаций, жители которых уже давно отошли в мир иной, это одно. Когда мы возим туристов для того, чтобы посмотреть на руины жизни людей, которые живы, для которых это стало огромной личной трагедией, мне кажется, это просто безнравственно. Нужно искать какие-то другие пути пополнения государственного бюджета. К тому же есть риск и для туристов, ведь из саркофага просачивается газо-аэрозольная смесь. Невозможно спрогнозировать, насколько она насыщена радионуклидами. Саркофаг не является ядернобезопасным объектом. В саркофаге четвертого блока есть технологические отверстия, то есть вентиляционные системы, есть отверстия, которые появились потому, что строился саркофаг в экстремальных условиях и обеспечить полную герметичность было невозможно. Также в реактор попадает вода — это и конденсат, и дождевая вода. Она попадает в помещение третьего блока, там откачивается, очищается, обеззараживается, но определенный объем этой воды попадает наружу. Риск попасть под влияние факторов, о которых говорится, достаточно высокий. Если человек хочет быть камикадзе, можно, конечно, ехать на такую экскурсию.
Что касается освоения территорий вокруг Чернобыльской зоны для ведения сельского хозяйства, то я считаю эти идеи умозрительными, они не основываются на научных экспертизах. Напомню, что при выбросе радиации загрязнение ложилось пятнами, и даже в 30-километровой зоне есть территории в принципе чистые, но при этом рядом будет территория исключительно грязная. То же самое происходило и вне 30-километровой зоны. Никто же стену не ставил и четко не определял, где кончается зона загрязнения. И для того, чтобы сделать окончательный вывод, пригодна ли эта территория к использованию или нет, нужно проводить серьезные исследования. Нужно взять огромное количество проб грунтовых вод, грунта, только поверхностных проб недостаточно. А если в Киевской области не хватает территорий для сельского хозяйства, то зачем тогда строить на 100 га трассу для «Формулы-1»?
Нет никакой трагедии в том, что 30-километровая зона остается нетронутой. С точки зрения экологии очень важно, чтобы были нетронутые территории для сохранения биоразнообразия. У нас в стране распахано 50% территорий, а это крайне высокий показатель по сравнению с другими странами. У нас небольшая часть территорий отведена под заповедники — 3%. Для сравнения: в ЕС — 18% в среднем. Так что не нужно пытаться освоить каждый квадратный метр земли.
Алексей Бреус:
— Я как житель Припяти не согласен с господином Курыкиным насчет того, что не нужно пускать в зону туристов. Может, у меня притупилась бдительность, но я уже в зоне побывал до 100 раз. Мне кажется, более безнравственно забыть обо всем этом. Туризм помогает помнить. Во-вторых, чиновники не скрывают, что практически каждый день правоохранители отлавливают в зоне стихийных туристов — любителей экстрима. Это явление уже есть. Они туда ездят правдами и неправдами. Если туризм взять под государственный контроль, турфирмы будут подтверждать право на получение лицензий, разрабатывать безопасные маршруты — такой туризм нужен. Другое дело, что у нас в стране это может стать государственным крышеванием некоторых фирм, которые возят туристов в зону. Уже сейчас одним компаниям дали зеленый свет в этом деле, а другим перекрыли дорогу.
Что касается нового саркофага, на который насобирали часть денег. На Украине больше половины экспертов считают, что этот саркофаг — голливудская декорация. Она не решает проблемы, но ее всем видно. Строительство конфаймента не предполагает извлечения остатков ядерных материалов. Там внутри будут работать какие-то механизмы, которые частично позволят разобрать конструкции четвертого блока, но это не полный демонтаж. Хотя ранее были разработаны концептуальные подходы к извлечению ядерного топлива из четвертого реактора. Если принять их, то при извлечении топлива персонал получит гораздо меньше облучения, чем при строительстве нового саркофага, это обойдется дешевле и будет быстрее. Но был период, когда Запад очень хотел видеть результаты вкладывания денег в ЧАЭС и решили строить конфаймент. Поэтому извлечение остатков ядерного топлива отложили, ведь это незаметный процесс, а вот сооружение над саркофагом всем видно.
Что касается ядерного хранилища, которое строили французы, то ситуация там не безнадежная. Французы поняли, что технологии, по которым они строили хранилище, не рассчитаны на то топливо, что было в четвертом блоке. Они обвинили нас в том, что мы дали им неполную информацию по топливу и попросили больше денег на достройку. Украина отказалась и решила выбрать нового подрядчика. Им оказалась американская фирма, которая также потребовала денег на достройку. Процесс идет, и есть надежда, что хранилище построят.
Подготовили Людмила Полях, Вячеслав Старейчеко
