Мне написал депутат. Неизвестный мне прежде народный избранник Р. (каюсь, я действительно многих из них не знаю, поскольку хроники парламентских баталий по телевизору не смотрю, предпочитаю программы о животных), попросил меня определить степень психического здоровья киевского мэра и сообщить эту информацию ему, депутату.
Было это в 2009 году. Испытывая приблизительно те же чувства к киевскому мэру, я, тем не менее, категорически отказался комментировать личные особенности мэра Киева, о чем сообщил по указанному в письме телефону помощнику народного депутата.
Разумеется, я объяснил и мотив своего отказа: поскольку мэр в прямом смысле не опасен для самого себя или для окружающих, недобровольному осмотру психиатра он не может быть подвергнут. Поскольку мой телефонный собеседник не сразу понял мои аргументы, мне пришлось «занизить» разговор и такими словами: «Ну, он, к примеру, не покусал никого из своих любимых бабушек. Это хоть вы понимаете? В этом, банальном смысле он совершенно неопасен!»
Письменно депутату Р. я не ответил. О чем сегодня не сожалею. Мне не хотелось пояснять молодому юристу, работающему законодателем, детали закона Украины о психиатрической помощи, требования подписанных Украиной конвенций и т. д. Я был уверен, что телефонного звонка достаточно. Тем более что юридическая несостоятельность просьбы депутата была очевидна. Но... события продолжались. Письменным требованием помощника депутата, составленным в ультимативной форме, я обязывался немедленно ответить депутату. Не являясь хоть в какой-то степени государственным чиновником и даже «бюджетным» врачом, я категорически не хотел тратить время на бессмысленную переписку с плохо образованным юристом.
Мне позвонили из Генеральной прокуратуры. Вежливый человек уставшим голосом сообщил, что депутат Р. прислал официальное письмо с требованием привлечь меня, Глузмана Семена Фишелевича, к ответственности за отказ ответить письменно ему, депутату Р. Не скрою, моей реакцией было возмущение. Далее у нас состоялся вполне искренний разговор, полный взаимопонимания. Мой телефонный собеседник мягко посоветовал мне пойти в прокуратуру города Киева и оставить там свое письменное объяснение. «Поверьте, — сказал он, — так будет лучше для всех. Депутат Р. засыпает нас подобными бессмысленными бумагами, а мы обязаны отвечать и принимать меры. Если вы, Семен Фишелевич, не напишете свое объяснение, машина будет продолжать работать. Конечно, вам всерьез ничего не угрожает. Но подумайте о тех безвинных работниках городской прокуратуры, которые будут вынуждены опять и опять требовать от вас объяснения...» Наш разговор был столь искренним, что я почувствовал жалость к этим людям, постоянно и уныло сопровождающим совсем не законодательную активность депутата Р. и подобных ему многочисленных народных избранников. Я уступил. Пошел в прокуратуру Киева, оставил там объяснительный текст, в сущности, фиксирующий противозаконность требований депутата Р. ко мне, мило поговорил с двумя вполне адекватными, ироничными молодыми прокурорами. История с депутатом Р. для меня была закончена. Папку с надписью «Депутат Р.» я поставил на верхнюю полку личного архива.
Но вот опять запахло парламентскими выборами. Сужу по увиденным на улицах билбордам: депутат Р. сверкает решительным молодым лицом, обещая опять бороться за кресло в украинском парламенте. Некомпетентность, как и зло, должна быть наказуема. Я сделаю все возможное, чтобы этот человек не стал депутатом. Могу я не так уж много, опубликую письмо Р. ко мне и все сопровождающие документы, естественно, с комментариями серьезных юристов (а они в стране есть). И буду просить своих сограждан не отдавать свой голос господину Р., если он пойдет по мажоритарному округу. Или партии, где он будет в списке. Обязательно это сделаю.
