Он регулярно увещевает меня. Всегда одними и теми же словами: «Перестаньте! Остановитесь! Эта ваша деятельность не имеет смысла, она неэффективна, вы же сами видите это». Он прав, мой коллега, он действительно прав. Я понимаю это. Понимаю и периодически продолжаю бороться с ветряными мельницами. Один. Раздражающий остальных и непонятый слабыми. Эту мою спорадическую активность терпят. Терпят, потому что я не опасен. Я — не эффективен.
В стране эпидемия наркозависимости. Сотни тысяч подростков, юношей и девушек, регулярно употребляют наркотики. Колются, глотают, вдыхают, надевают на голову пластиковые пакеты... В стране эпидемия СПИДа, туберкулеза, гепатита. Умирают тысячи, а в специальную статистику смертей «от наркоты» попадают десятки. Такая у нас статистика. Наша наркомафия не живет в бедных районах, таким окружением защищаясь от полиции. Мы не Мексика, не Бразилия. Она, наша наркомафия, инфильтрирована во власть. Во всю власть — силовую, административную, судебную, даже культурно-просвещенческую. Она и есть власть. Живущая в богатых загородных коттеджах с очень высокими заборами.
В моей семье, в моем окружении нет наркотического горя. И не было. Мой коллега прав, говоря: «Зачем вам это? В конце концов, это опасно для вас!» Нет, не опасно. Была бы моя спорадическая активность опасна, меня бы остановили. Давно. Способы известны. Но я продолжаю говорить. И писать. Странная ситуация: мне, совершенно чужому для них человеку, жаль этих детей, обрекающих себя и подобных себе на раннюю смерть. А еще я остро ненавижу этих силовиков-генералов, равнодушных ко всему кроме денег прокуроров, сладкоречивых министров, всевозможных советников и обслуживающих власть бизнесменов, собственно и являющихся непосредственной наркомафией моей страны. Самой настоящей наркомафией, не преследуемой, самоуверенной, внешне вполне респектабельной. Мы ведь и вправду не Мексика, не Бразилия, где полиция и наркобароны хотя бы периодически всерьез воюют друг с другом. Мы — спокойная, европейски ориентированная страна, умеющая делать ракеты для исследователей космоса.
Моя давняя профессия — быть мальчиком в толпе, громко говорящим об отсутствии одежды на короле. По сказке Андерсена. Или юношей, останавливающим детей от падения в пропасть. Это по Сэлинджеру. Такая у меня странная профессия, где быть врачом — лишь способ реализации. Совсем не романтическая профессия. И очень утомительная, знаете ли. А в результате — ни денег, ни власти, одна лишь узнаваемость на улицах и в общественном транспорте.
Может быть, мы действительно обречены на медленное вымирание? Зомбированы каким-то невиданным психотропным оружием, используемым против нас чужаками-инопланетянами, претендующими на наши плодородные земли и мягкий климат? Наши дети совершают медленное наркотическое самоубийство, а мы спокойны. В тюрьмах и колониях до 80% контингента — наркозависимые, а мы отворачиваемся от этого знания. С подачи наших политиков и шоуменов-журналистов мы спорим о проблемах языка, преимуществах тех или иных партий, о возможности запрета ношения одежды «с чужого плеча», о соблюдении общественной морали нашим тотально аморальным телевидением.
Мой коллега прав. Постараюсь научиться жить спокойно. Слепым и глухим. Как живет подавляющее большинство моих сограждан. Может быть, и получится. Буду очень стараться.
