Главный дирижер Национальной оперы Владимир Кожухарь сегодня отмечает 70-летие. Его творчество давно стало явлением в музыкальной культуре. Он дирижировал лучшими оркестрами мира. О том, что привело дирижера в музыку, почему его прозвали компьютером, и о своих встречах с музыкантами Родионом Щедриным и Евгением Светлановым Владимир Кожухарь рассказал корреспонденту «Известий в Украине» Людмиле Ткаченко.
Кожухари-сан
Известия: Недавно с киевской труппой вы выступали в Японии, где пресса назвала вас «самым драгоценным украшениям в шапке Мономаха».
Владимир Кожухарь: Пожалуй, нет в мире страны, имеющей симфонический оркестр, где бы я не стоял за дирижерским пультом. А в Японию впервые поехал в 1979 году с московским музыкальным театром имени Станиславского и Немировича-Данченко — представлять оперы Чайковского и Хренникова. Так что с тех пор я для них не Кожухарь, а Кожухари-сан. Однажды за два месяца мы дали в Японии 60 аншлаговых спектаклей. Там не нужны ни советский, ни болонский дипломы, ни звания артистов, ни награды. Они ничего не спрашивают, а видят тебя в деле и говорят: «Этого — берем, а этот не подходит». В Японию нас приглашают каждый год. А в Канаде я дирижировал «Золушку» Прокофьева с разными оркестрами. В Оперном театре Неаполя — поставил сложнейший спектакль «Катерина Измайлова» Дмитрия Шостаковича. Придирчивая пресса написала, что Кожухарь нашел удивительный баланс оркестра, вокала, сценического действия.
А в 1979 году я имел честь стать за дирижерский пульт Дрезденской статскапеллы на торжествах, посвященных ее 425-летию. Это — знаменитейший оркестр мира. Позже, когда я вернулся в Москву, неожиданно вызвал меня директор Госконцерта и сказал: «Вы знаете, в Дрезденский оркестр никого не приглашали второй раз — только Давида Ойстраха. Поздравляю вас! Пришел запрос на ваше второе выступление».
И: Что дает творческим людям признание за рубежом?
Кожухарь: Гастролируя много лет в Европе и на других континентах, я понял, что только за рубежом поймешь по-настоящему кто ты на самом деле, потому что там честно скажут то, что думают о тебе, искренне разделят радость успеха. У нас же на это способны немногие. Больше завидуют. А знаете, почему завидуют? Потому что хотят больше, чем могут. Я всегда говорю, что у нас на каждого Моцарта — по три Сальери. У нас даже очень талантливому человеку не скажут при жизни: «Ты — гений». Это — главная причина того, что таланты уезжают в Москву, Европу, Америку, Канаду...
И: Как распознать в человеке талант?
Кожухарь: Это в первую очередь колоссальный труд. Если ты с детства по 10 часов в сутки занимался с партитурой и получал от этого радость, значит, ты талантлив. Но одним трудом тоже ничего не добьешься. А, если соединить труд и талант, то на шестом часу работы может и муза появиться. Был у меня в театре интересный случай. На партсобрании артистов оркестра дирижер сказал музыкантам: «Вы специально Кожухарю играете, а мне — нет!» Тогда, не сдержав себя, вскочил концертмейстер виолончелей и сказал: «Разве может оркестр по заказу играть или хорошо, или плохо? Просто мы с Кожухарем иначе играть не можем!» Видите, до чего дошли.
Услышит каждого
И: Когда впервые стали за дирижерский пульт?
Кожухарь: В 18 лет, будучи студентом второго курса оркестрового факультета консерватории. Но меня по-прежнему притягивала партитура. Я даже что-то пописывал, сочинял музыку. И однажды студент симфонического факультета на меня «донес» заведующему кафедрой: «В общежитии у нас есть студент, который все время занимается партитурами, обратите на него внимание». Меня пригласили в класс, проверили способности и предложили перейти на дирижерский факультет. Я отказался. Но преподаватели со мной не согласились и убедили меня в том, что мне одного оркестрового инструмента мало. Учился я с упоением. Будучи членом научного студенческого общества, писал научные работы, и в качестве награды получил возможность дирижировать Государственным симфоническим оркестром Украины. И то, что я буду дирижером, подтвердил в Москве Игорь Маркевич. Вот и сбылось.
И: А прозвище у вас есть?
Кожухарь: О нем я узнал, прочитав интервью с нашим скрипачом Олегом Крысой, где он меня локатором назвал, дескать, от него не убежишь. Сейчас у меня кличка — компьютер. Понимая, что дирижер должен думать быстрее, чем все кто сидит перед ним, не обижаюсь. Меня обмануть невозможно. Все слышу. Говорю артистам, что не делаю замечаний только в двух случаях: если это гениально или безнадежно.
И: Дирижер — это работа или образ жизни?
Кожухарь: Абсолютно точно скажу: образ жизни. И это подтвердит моя жена Аида, так как ее жизнь подчинена мне. Она альтистка. Мы вместе учились в московской консерватории. Аида и нашего сына научила играть на скрипке. Назар — скрипач и дирижер, работает в Москве. А я сначала девять лет работал в Киеве дирижером в симфоническом оркестре филармонии, в 26 — стал главным дирижером. Я аккомпанировал Ойстраху, Ростроповичу, Гилельсу, Флиеру и другим великим музыкантам Советского Союза, когда они приезжали на гастроли в Киев. Дирижировал авторские концерты известных композиторов СССР — Кара-Караева, Хренникова, Кабалевского, Петрова, Хачатуряна...
В оперу попал случайно. Говорил себе, что в оперу не пойду, если меня жизнь не заставит, и она заставила. К счастью, я был готов к этому, потому что выступал и с солистами, и с хорами, дирижировал реквиемы, оратории... Для меня ничего нового или неожиданного в опере не было.
И: Почему вас называют «первочитателем» украинских композиторов?
Кожухарь: Не только украинских, но и советских. Расскажу вам один случай. Работал я тогда в Киеве. К нам с авторским концертом приезжал композитор Кара-Караев. И когда в Москве готовили юбилейные торжества по случаю его 60-летия, ему предложили список 20 лучших московских дирижеров на выбор — кого желает видеть в день своего юбилея за дирижерским пультом Большого симфонического оркестра Всесоюзного радио и телевидения в Колонном зале Дома союзов. Бегло пробежав список, он перечеркнул все и написал фамилию — Кожухарь. Это был великий композитор Советского Союза.
Я был удостоен чести дирижировать и в авторский вечер Родиона Щедрина, после которого он сказал: «Кожухарь дирижирует так, как я написал!» Потом он приезжал в Киев и привозил свой Второй концерт для фортепиано с оркестром невероятной сложности. Он сказал мне: «Получилось что-то необыкновенное. Это — просто чудо!»
Родион Щедрин попросил меня дирижировать и его оперу «Не только любовь» в театре Станиславского. Позже на худсовете композитор сказал, что «сидел в зале и, слушая солистку Захаренко, любовался левой рукой дирижера Кожухаря, наблюдал, как она разговаривает, как вместе с солистами, с оркестром рассказывает содержание моей музыки».
«Идеальный дирижерский апарат»
И: А что значат «говорящие руки» дирижера для оркестра?
Кожухарь: Могу привести слова выдающегося украинского хормейстера Михаила Кречки: «Дирижирование Кожухаря — это энциклопедический образец классического распределения функций левой и правой руки, не отделяя их, конечно, от ума, сердца, духовной высоты, то есть — таланта. Так вот: правая рука Владимира Кожухаря — это ритмический пульс музыки, железный, неотступный, сводящий в синхронное звучание мастерство 250 художников. И куда большее чудо — левая рука Кожухаря. Она у него — посол сердца, жрица эмоций. Владимир Кожухарь — идеальный дирижерский аппарат, за которым может играть и петь любой профессионал с одной репетиции или без нее, при идеальном знании своей партии».
И: Что считаете вершиной своего творчества?
Кожухарь: Ответить на этот вопрос — невозможно. Это все равно, что прийти в музей и сказать: какая картина в нем самая главная? А у родителей, какой ребенок самый любимый?
И: Кого из современных дирижеров можете назвать близкими по духу?
Кожухарь: Евгения Светланова. Для него музыка — тоже образ жизни. Он говорил: «Друзей у меня нет, а подруга — музыка». Когда у него была панихида, по его завещанию, на похоронах не было ни одного чиновника, а звучали записи оркестра. Я не раз дирижировал его оркестром, а это Государственный академический симфонический оркестр СССР. И такого звучания струнной группы, как в нем, я никогда уже не услышу. Советский Союз был империей, где все лучшее собирали в одном месте — в Москве. Сила империи в чем? Она может за неделю атомную бомбу сделать, за три недели полететь на Луну. Потому что она аккумулирует все достижения в одной точке, делает то, что невозможно сделать при другом строе, демократическом, например, где за все нужно проголосовать. А пока проголосуют — на Луну полетит другой.
С Евгением Федоровичем и его оркестром мне приходилось ездить на гастроли во Францию и другие страны Европы, и мы с ним по очереди дирижировали и Чайковского, и Скрябина... Я ему говорю: «Хочу так, как вы, исполнять», а он мне: «Не надо так, как я». А когда еще и его произведения дирижировал, просил разрешения сделать немного по-своему. Он отвечал: « Буду вам очень благодарен, если сделаете так, как считаете нужным».
Евгений Светланов приходил ко мне на спектакли в театр Станиславского. И однажды спросил: «Недавно по радио слушал вашу запись Второй симфонии Ревуцкого. Скажите, вы это в студии писали или на концерте?» «В студии», — ответил я. «Странно, — удивился он. — А мне показалось, как на концерте. Это было настолько тепло, что складывалось впечатление — будто рождалось сиюминутно».
Когда в 1989 году меня пригласили в Киевский театр оперы и балета — на родину, я пошел к нему посоветоваться. Евгений Федорович мне ответил: «Надо ехать. Для того чтобы там работать главным дирижером, необходимо знать язык, культуру своего народа. Вы — там родились. Это ваше законное место».
