У Козакова был удивительный дар – в любых обстоятельствах, при противоположных режимах и даже в разных государствах неизменно оказываться если не изгоем, так близко к тому. Всегда из ряда вон, в гордом одиночестве. Прочие устроились, а Козаков нет; все вдоль, а он поперек. Это был характер. Нрав. Норов. Как водится, определивший судьбу.
Уезжал и возвращался «громко»
Русский актер и режиссер, еврей по национальности, православный христианин по вероисповеданию, Михаил Козаков умер в Страстную пятницу на Земле обетованной. Ему было 76 лет. С Россией его связывали корни, язык, культура, образ мыслей. С Израилем - четыре с половиной года в эмиграции, выученный иврит, создание "Русской антрепризы" и рождение младшей дочери Зои.
Мы с Козаковым (я сразу стала называть его МихМих, пусть так и будет впредь) познакомились в момент его возвращения, в 1996-м. Надо признать, уезжал и возвращался он "громко", нарочито отрясая прах очередной страны со своих ног. Посему и встречен был в Москве с нескрываемым злорадством. Любое исключение из этого хора Козаков, крайне ранимый и чувствительный ко всякому недоброжелательству, воспринимал благодарно.
Мы подружились, стали видеться. Сначала в хоромах на Большой Ордынке, состоявших из двух квартир. Подросток Мишка и маленькая Зося попадали на половину отца строго в часы его досуга. После развода Козаков переехал в один из Самотечных переулков. Во вновь отстроенной башне купил "однушку" - крохотную настолько, что, казалось, он сам упаковал себя в коробочку. Если хозяин общался с журналистом у стола, формально разделявшего кухню и спальню, болтовня новой жены Надежды по телефону доносилась из ванной. Других вакантных площадей в доме не было.
Козаков пешком ходил в бассейн спорткомплекса "Олимпийский". Чтобы не опаздывать на спектакли, беспафосно спускался в метро - до тех пор, пока болезнь глаз не сделала этот демократизм опасным. Говорил, что народ его не узнаёт. "Однажды я переходил с одной ветки на другую, а у меня плохо со зрением, и я сдуру обратился к женщине, которая сидит у эскалатора: "Скажите, пожалуйста, как мне перейти на такую-то станцию?" Она сказала: "Вы что, слепой? Читать не умеете?" Я сказал: "Да, я слепой". Но она мне не ответила".
Честно говоря, недуги МихМиха казались преувеличенными. Он любил пожаловаться - театрально, с оттяжечкой. Всякая беседа сопровождалась перечислением симптомов и диагнозов. Эффект это производило обратный ожидаемому - где-то даже комический...
Козаков не был сердцеедом…
Официально Козаков женился пять раз. У пяти нянек мужик точно закончит дни в хосписе - к гадалке не ходи... Первый брак он заключил по школьной любви, в результате получились сын Кирилл и дочь Екатерина. Второй раз в семейное плавание Козаков пустился с грузинкой, уроженкой Тбилиси. По его собственным словам, "вообразил себя Грибоедовым". С дочерью Мананой и внучкой Тинатин отношения всегда были прекрасными. Третья супруга - переводчица Регина - внезапно решила остаться в США. Козаков переживал эту историю тяжело, считал третий брак практически идеальным - хотя и расходились однажды на время его служебного романа с Анастасией Вертинской...
Козаков не был сердцеедом, он сам тратился не меньше. Рассказывал, как от неразделенной любви к балерине "и плакал, и газ открывал". Сюжет с Вертинской тоже часто всплывал в разговоре, чувствовалась неутоленная обида: "С моей стороны чувство было настоящее, а ей просто требовалось, чтобы я как можно лучше ее снял. Съемки закончились, она мне говорит: "Знаешь, вот просыпаюсь сегодня, лежит рядом чужой лысый человек. Думаю: зачем он мне?" Ну, я намек понял..."
Козаков был человеком сложным. Козаков был человеком трудным. Это разные вещи. Сложность свидетельствует о богатом внутреннем мире, трудность означает, что окружающим с МихМихом было ох как непросто. Он и сам-то с собой уживался не без конфликтов, а для женщины существовать бок о бок с Козаковым было работой, пахотой, непрерывным испытанием терпения. Кто-то продержался дольше, кто-то - меньше, но ломались в итоге все. Безусловно, не могли сгодиться для столь жертвенной стези девочки с улицы, польстившиеся на московскую прописку и мужа с узнаваемым лицом.
Насчет последней супруги я по праву хорошей знакомой спросила прямо: "Михал Михалыч, что может вас связывать? Что у вас общего? Неужели вы просто не в состоянии жить один?" Не помню сейчас, что он ответил. Козаков галантно отзывался о своих спутницах даже после развода, а не то что в медовые месяцы (говорят, впрочем, для последней он все-таки сделал исключение). В общем, ответ воспроизвести не могу. Зато свое недоумение помню ясно.
С четвертой женой МихМиха, моей однофамилицей, мы были знакомы неплохо. Козакова забавляло это совпадение между любимой женщиной и одним из близких ему журналистов. "Ямпольские, поздоровкайтесь!" - вечно сводил он нас на театральных премьерах и тусовках.
Парадокс в том, что Козаков стал едва ли не пионером антрепризного движения в России, будучи катастрофически не способен зарабатывать серьезные деньги и думать о низменной выгоде. Думала - по необходимости - Анна Ямпольская. Нередко творческие порывы входили в противоречие с финансовой логикой. "Русская антреприза" ставила спектакли в долг и зарабатывала только за счет проката. Собственного помещения не было, цены на аренду в стационарных столичных театрах год от года становились все бессовестнее. Козаков, отвечавший за судьбу маленьких детей, в отчаянии обивал пороги. Я предлагала ему изготовить двухстороннюю табличку: с одной стороны - "Поддержите молодого отца", с другой - "Помогите пенсионеру"...
У Козакова было много не только жен, но и талантов
МихМих был помешан на детях. Одна из немногих чисто иудейских черт в его характере. Кумиром отцовского сердца, конечно, стала Зоя (названная в честь любимой мамы). Не сомневаюсь, что в первую очередь именно тоска по детям и отправила МихМиха умирать в Тель-Авив.
У Козакова было много не только жен, детей и внуков, но также и различных талантов. Правда, все с некоторыми "но". Хороший актер - но с чересчур определенной внешностью, из такой лепить неудобно. Сам Козаков себя красавцем не считал, по молодости завидовал Олегу Стриженову, секс-символом вообще считал Олега Ефремова и был обречен на характерные роли, которые, впрочем, играл с наслаждением. Просто идиот в "Здравствуйте, я ваша тетя!", идиот с голубизной ("Соломенная шляпка") - дебют запретной темы на советском экране, бритвенно-острый циник в собственной "Безымянной звезде". Не говоря уже о романтических злодеях его молодости...
Козаков был чрезвычайно одарен режиссерски: избыток мозгов - помеха в актерском ремесле - здесь помогал. Однако народная любовь к "Покровским воротам" его, скорее, раздражала. Предпочитал более умозрительные свои вещи - например "Визит дамы" по Дюрренматту. Действительно, в авторе "Покровских ворот" менее всего угадывается реальный Козаков. (Как и Костик - далеко не альтер эго Олега Меньшикова.) "Ворота..." распахнулись сами, по промыслу свыше. Так иногда бывает, если человек заслужил. Но что действительно сближало эстета, сноба, холерика, нервного до обгрызанных ногтей Козакова и его героя в модной кепке - философски-ностальгическое, нежно-взвешенное отношение к былому. МихМих сугубо по-русски любил прошлое, плевался от настоящего и опасался будущего. По причине этих опасений эмигрировал в Израиль. А неприязнь к текущему прозябанию на Земле обетованной привела его обратно.
В нем спокойно сочетались любовь к Бродскому, Мандельштаму, Пастернаку, Ахматовой и уважение к Дзержинскому, которого он трижды, если не ошибаюсь, сыграл в кино. "Я испытал приступ удушья, когда товарища Феликса Эдмундовича Дзержинского при помощи петли снимали с гранитного постамента под ликующие крики российского народа. Товарищ Дзержинский показался мне похожим на товарища Гулливера, которого мучают товарищи лилипуты... Когда демонтируют памятники истории, да еще качественно выполненные с точки зрения искусства, это грустно во все времена. Но помимо эстетического есть и другой аспект. Из истории, как из песни, слова не выкинешь... Человек, между прочим, просидевший много лет в царских тюрьмах..."
Вернемся к Бродскому. Кем МихМих был в превосходной степени, без оговорок - так это великолепным чтецом. Собственно, в наше время их оставалось только трое из энного количества ребят: Козаков, Сергей Юрский, Александр Филиппенко.
Сделанный на пару с Алексеем Козловым "Концерт для голоса и саксофона" собирал переаншлаги. Выяснилось, что в Москве, вроде бы богатой на развлечения, скучают по осмысленному, крупнозернистому, щеголеватому стихотворному слову. Когда Козаков читал торжественно и гулко, с преувеличенно четкой артикуляцией и отпускал слово в зал не сразу, а подержав его на губах, - это был настоящий Бродский. Когда Козаков мелодекламировал, ловя кайф и шкодно отстукивая ритм изящным ботинком, - это был настоящий Бродский. И когда выделывал антраша, подбивая в такт саксу в какой-то бубен, - тоже. Всякий раз, завершая концерт знаменитым: "Я входил вместо дикого зверя в клетку...", МихМих вскидывал вверх указующий перст и несколько раз ударно повторял заключительные слова: "Но пока мне рот не забили глиной, из него раздаваться будет лишь благодарность. Лишь благодарность! Лишь благодарность!.." Надеюсь, по большому счету так оно и было.
Бенефисы МихМиха
Стихи Козаков любил фанатично. Позовешь его на день рождения - получишь бенефис МихМиха за столом: "Когда бы не Елена, что Троя вам одна, ахейские мужи..." Кокетничал: мол, таким образом "отрабатываю еду".
Сочинял ли он сам стихи - подобно Юрскому, точно не скажу. Из рифмованных произведений МихМиха мне известно лишь одно, времен раннего "Современника": "Много видел м...ков, но таких, как Табаков!.." Придумано было без злобы, шутки ради. Тем более что и собственная фамилия в эту формулу легко подставляется. Олег Павлович справедливо считает данный опус не относящимся к вершинам изящной словесности. Зато Козаков был достаточно силен в прозе. "Графоманил" чуть ли не ежедневно, складывая жизнь в дневники, а дневники - в книги.
Потребность в исповеди доходила до таких степеней, что в 2002 году Козаков публично признался: в ранней молодости он был завербован американским отделом КГБ, получил кличку "Гамлет". Правда, ответственных заданий не выполнял, никому не навредил, даже вступить в компрометирующие отношения с заокеанской журналисткой не смог - потому что влюбился... "Знакомые мне говорили: "Зря ты эту историю вытащил на свет. Представь, сколько людей совершали и сейчас совершают поступки гораздо хуже твоих. Как их должна разозлить эта публикация: ах, он покаялся, а я молчу!.. Какой-то кретин написал, что поскольку к власти пришел Путин, то я решил опубликовать эту вещь с целью самопиара. Бред какой-то. Я уехал в Израиль - пиар, я вернулся в Россию - пиар, я умру - это тоже будет пиар"...
Самой существенной из последних ролей Михаила Козакова был, на мой взгляд, Шейлок в "Венецианском купце". В данном случае и героя, и пьесу, и режиссера, и театр МихМих избрал сам. О своем желании сыграть Шейлока он еще из Израиля написал Марку Захарову. Захаров ответствовал, что постановку "Венецианского купца" считает для себя нецелесообразной. Прошло несколько лет, Козаков вернулся в Москву, Андрей Житинкин позвал его в совершенно другой спектакль, а МихМих выложил карты на стол и твердо сказал: "Хочу Шейлока". Тот "Венецианский купец" в Театре Моссовета держался на Козакове. На его силе, стати, страсти, на знании о народе, к которому сам принадлежит, всего - и хорошего, и дурного. В мире, где молодежь, развлекаясь, запускает в молящегося иудея пивной банкой, ветхозаветный Шейлок возвышался, словно скала среди морской пены.
Отчасти противореча Шекспиру, Козаков играл трагедию не человека - целого народа. То состояние духа, когда мирное разрешение конфликта уже невозможно. Мы записывали интервью в Нетании, и Козаков говорил: "Я ведь, собственно, не еврея и не про еврея играю. Более того, мне кажется, и Шекспир сочинял не про еврея. Перо его было направлено против человека, не готового отвечать милостью на милость, человека, не знающего прощения... Конечно, я оправдываю своего героя. Перед израильской публикой это делать особенно легко - они хотят, чтобы Шейлок был лучше, чем он есть на самом деле. Но я не прошу у зрителей сочувствия, я прошу понимания. Ненависть порождает ответную ненависть. А "кто первым начал" - это вопрос в большинстве случаев неразрешимый. Единственный выход - разорвать круг ненависти. Но это очень трудно"...
Он часто вспоминал "пророчество" одной критикессы: "Не волнуйтесь, Миша, вы умрете народным СССР". Мы шутили: "СССР больше нет, значит, Козаков бессмертен". Шутки закончились.
