21 июня Валерию Золотухину исполнилось 70 лет. Сегодня у него день рождения, а завтра будет война. О том, как радость и слезы в его жизни сменяли друг друга, Валерий Золотухин рассказал "Известиям".
Вы как-то сказали, что первое материнское молоко было для вас горьким: 22 июня новорожденного принесли матери кормить, когда началась война.
Да, и нянечка уже знала, что война. Рев, слезы. Но насчет горького молока — это уже актерское доигрывание.
А еще — с ваших же слов — отец запрещал матери вспоминать ее братьев из-за того, что они были раскулачены.
Отец иногда подначивал мать: "Подкулачница". Но она была не из кулаков, а из зажиточных — у родни были лошади, коровы. А отец из бедноты, его в детстве отдавали в батраки. Поэтому отец на войне был политруком, имел право расстреливать на месте. А характер был такой, что мог.
Рассказывал о войне?
Все держал в себе. Одну фразу помню: "Днепр брали — вода вышла из берегов". Столько было мертвецов.
Почему он не признавал вас своим сыном?
Их призвали на сборы, потом на войну, и в первый раз он увидел меня, когда мне было два с половиной года.
Что ж, мать ему не написала?
Не знала, куда ему писать. Он сам редко присылал письма, и в войну, и после. У меня от него сохранился один только росчерк. Когда "Юность" брала на публикацию мою вторую повесть "Дребезги", меня попросили дать отцу почитать. И чтобы он бумажку подписал, что публикацию разрешает. Первую повесть "На Исток-речушку, к детству моему" он не воспринял: "На моей крови деньги зарабатываешь"... А "Дребезги" прочитал и публикацию разрешил. Вот этот автограф у меня есть. Впрочем, "Дребезгам" и без него досталось — их очень сильно порезала тогдашняя цензура. Вызвал меня редактор журнала "Юность" Борис Полевой, сказал: "Старичок, что не напечатано, то не написано". А я в Театре Моссовета играл в спектакле по его роману "На диком бреге", и мне хотелось ему сказать: "Не все, что напечатано, написано". Хотя он был замечательный писатель и редактор.
А что там такого было?
Идеологические споры между студентами и отцом — про советскую власть, раскулачивание. Это сейчас кажется — ну и что? А тогда во всем видели диверсию. В 70-е годы в фильме "Инженер Прончатов" я пел песню "Барыня-речка, сударыня-речка". Краснознаменный ансамбль, оркестр кинематографии со мной. Шикарная песня! И вдруг мне звонит режиссер Владимир Назаров и говорит: "Надо переписать песню". Начальство говорит: "Какая барыня, какая сударыня?! Заменить текст!" Я говорю: "Так ведь автор не согласится". Назаров отвечает: "Согласился уже". Спрашиваю: "И что будем петь?" Оказывается: "Реченька-речка, красавица речка". Я говорю: "Тьфу, ё..." Как это можно петь? В результате по радио: "Барыня-речка", в фильме — "Реченька-речка". Это про цензуру. Сейчас скажи — не поверят.
От цензуры были ведь удары и посерьезнее — фильм "Интервенция", в котором сыграли вы и Высоцкий, пролежал на полке почти 20 лет.
Если бы "Интервенция" вышла тогда, в 1969 году, — был бы удар кувалды. Так про Гражданскую войну тогда не говорили. А в 1987 году было уже не то. Такая же история вышла со спектаклем "Живой". Он сделан по повести Бориса Можаева, легендарный спектакль. Говорят, что лучший...
Это за пропуск на прогон "Живого" давали ордер на квартиру?
Да. Повесть вышла в середине 60-х, спектакль — в 1968-м. Играли редко. Любимов с Можаевым были хитрые: как только новое постановление правительства, они под это дело сочиняли письмо: "Партия дает новые ориентиры и в связи с этим нужно показать "Живого".
Не лениво же им было...
Ой, ты что. Евтушенко принимал в этом активнейшее участие. Каждую весну это происходило. Рубились березы для декораций — и на березах домики, церкви... А потом спектакль прикрыли совсем,и на полке он пролежал 21 год. Когда Любимов вернулся из эмиграции, он этот спектакль восстановил. Был уже 1989 год, началась наша революция, перестройка, кинематограф рухнул, театры полупустые, зрительный зал не понимал, что такое "трудодень", "колхоз". Этот спектакль практически в одночасье стал историческим — как "Борис Годунов". Время сменилось. Да еще и народ вдруг перестал ходить в театр. Нам казалось, что билеты проданы на 10 лет вперед, и вдруг на спектакль "Борис Годунов" — треть зала. По телевизору зрелища были тогда интереснее, чем в театре.
Я слышал, что каждое утро вы пишете по две страницы текста. На компьютере?
Нет. Я не знаю, где он включается. Эпоха прошла мимо. У меня даже телевизора нет дома.
Ради здоровья вы уже много лет не едите мяса, следите за весом и даже стоите на голове...
Мужская сила не в мясе, а в сочетании витаминов. С сорока лет мяса не ем никакого, только рыбу. Утром — мед. С водой. Это от отца. Еще без лука и без чеснока не могу. Мой вес 64 килограмма уже много лет. И если за 46 лет работы в Театре на Таганке мне ни разу не перешили брюки, значит, все было не зря.
А бегать не пробовали?
Это не для меня. Я три года в детстве лежал привязанный в костно-туберкулезном санатории в Чемале. Никто не понимает, что такое — в возрасте от семи до десяти лет — вот так лежать. Человек пролежит два месяца — и сам встать уже не сможет. А я — три года. Когда я стал самостоятельно ходить на костылях хотя бы 45 минут, меня выписали. Приехал в Быстрый Исток. Жили на краю села. Отец решил дом продать, построить ближе к школе — мне же надо было в школу идти. До 8-го класса я ходил на костылях. Меня спрашивают: "Ты грибник? Ты же в деревне вырос?". Да меня не пускали никуда. Я родился на реке Оби, а плавать научился в бассейне "Москва".
И как вы поступили в театральный?
Обманул всех! Уже поступив в ГИТИС на отделение оперетты, я подговорил всех мужиков на занятиях танцевать не в трусах, а в штанах. Иначе бы меня разоблачили — одна нога тоньше и длиннее, хромой в оперетте!
В 1983 году вышел фильм "Средь бела дня..." с вами в главной роли. Компания пьяных подростков напала на отдыхавшую на природе семью, и Мухин, глава этой семьи, сначала пытался что-то нападающим объяснять, а потом взял дубинку и убил главаря. На суде в ответ на вопрос Мухина о том, что должен делать человек, когда ему плюют в душу, ветеран войны кричит: "Убивать! Убивать!". Глядя на нынешние времена, скажите — пророческое получилось кино?
Это было нашумевшее дело. Прокурор на процессе отказался от обвинения — реальный случай, наверное, единственный в истории. Но если в фильме моего героя, в конце концов, оправдали, то в жизни этого человека осудили, дали восемь лет. В последнем слове он сказал: "Я извлек урок. Убивать будут — пройду мимо".
Вот сейчас так и вышло... Почему люди теперь стараются не видеть таких вещей, мимо которых проходить нельзя?
Это вопрос не ко мне. Человек сейчас беззащитнее, чем когда бы то ни было.
У вас один сын, Денис, священник, а другой, Сергей, покончил с собой. Два полюса в отношении к жизни. Почему Сергей поступил так? Для себя вы же искали ответа на этот вопрос?
Мы так до конца и не узнаем. Я могу только констатировать факты, которые были на протяжении его жизни. Если брать 2 июля 2007 года, день его смерти, — он был трезвый, никаких примесей в крови. Абсолютно сознательный уход. Перед этим он говорил, что уйти из жизни так же просто, как прогулять урок. У него тема суицида шла с детских лет. Потом нумерология подключилась. Он долго допытывался у меня и у матери про час своего рождения. Он всему своему ансамблю "Мертвые дельфины" все высчитал и себе хотел. Мы не могли сказать точно, до минуты. Он поехал в роддом. Оказалось, архивы 1979 года хранятся в подвале, а подвал был затоплен горячей водой. Так он и не узнал точное время. В детстве он увлекался химией. Знал формулы всех ядов. Знал, что сочетание такого-то препарата с кока-колой дает такой-то эффект. И однажды получил эффект — мать вошла утром, а он в бессознательном состоянии. Тогда его спасли.
Смерть привлекала его?
Да, да, да. У него была заготовлена веревка, петля. Девочка его ее выбросила. Он сделал другую. Я говорю: "Вот машина, давай тебе отдам". Нет. Он не покупал себе новых вещей. Он не обременял себя. Он к этому готовился. Но это только потом понимаешь. Вот он идет в ГУМ. Видит дорогой парфюм. Кладет его в карман и идет через рамку. Его естественно ловят. Видят в документах — Золотухин, Валерьевич. "Твой отец Золотухин?"— "Да". — "Зачем ты своровал?" — "Хочу сесть в тюрьму". Его посылают. Он испытывал себя. Он серьезно хотел быть барменом. Потом передумал. И все время барабанил.
Записался бы в спецназ и ехал в Чечню воевать.
Он ездил. Но не воевать, а с группой, у них же лидер группы чеченец. Когда он стал увлекаться тяжелым роком — а они тесно общались с Денисом, — Денис увидел все эти погремушки, черепа. Денис тогда сказал: "Папа, это добром не кончится". Но мало ли кто на заре юности чем увлекается? Я ни в коем разе не пытаюсь оправдать себя — наверное, я что-то упустил. Но и другое знаю: он родился с неприятием жизни, с отторжением ее. Три попытки самоубийства — это только то, о чем мы знаем...
У Марка Алданова где-то есть, как одна старая дама, умиравшая в начале XX века, сказала: "Все было так интересно"... А вам каково от жизни — интересно, страшно, смешно, грустно?
Так у меня жизнь еще не закончилась. Я вот сына Ваньку в первый класс записал. Так что самое интересное впереди...
СПРАВКА
Валерий Сергеевич Золотухин. Родился 21 июня 1941 года в селе Быстрый Исток (Алтайский край). С мая 1964 года и по сей день Золотухин является актером Театра на Таганке. Первая роль в кино - красноармеец Трофимов в фильме "Пакет" (1965). Самые известные роли советского периода в фильмах "Хозяин тайги" (1969), "Пропажа свидетеля" (1971), "Бумбараш" (1972), "Сказ про то, как царь Петр арапа женил" (1976). После "Ночного дозора" и "Дневного дозора" стал популярен у молодежи. Всего сыграл в 73 фильмах. С 2003 года является художественным руководителем Государственного молодежного театра Алтая. Автор нескольких книг воспоминаний, в том числе о своем друге Владимире Высоцком.
