26 июня парламент Союза Донецкой и Луганской народных республик ратифицировал Конституцию Союза народных республик ДНР и ЛНР (далее – СНР)
Постигнет ли сей союз участь Украинской (УНР) и Западноукраинской «народных» республик (УНР и ЗУНР), 95 лет назад также возжелавших соединиться в условиях гражданской войны?
Ряд признаков указывают на то, что опыт СНР окажется отличным от «злуки». В сущности, именно различия между союзом и «злукой» позволяют предполагать более оптимистичный сценарий для первого.
Начнем с легитимности упомянутых образований. На территории СНР действует три парламента– верховные советы ДНР, ЛНР и собственно парламент СНР. В переходный период (до проведения парламентских выборов) не менее трети депутатского корпуса ВС СНР составляет равное число представителей законодательного органа каждого государства-участника; другая часть – из равного числа представителей местных советов и/или трудовых коллективов предприятий, учреждений и других организаций. При этом председатель избирается сроком на один год поочередно из числа членов парламента – представителей каждого государства-участника. Сравним это с личной диктатурой Петлюры, установившейся на момент «злуки».
Конечно, в условиях гражданской войны на территории, где и в мирное время приходится три гетмана на двоих украинцев, диктатура – не самый худший вариант. Вопрос – на кого опиралась диктатура такого достойныка, как Петлюра.
Когда Директория пошла на свержение Скоропадского, её поддержали лишь сечевые стрельцы под командованием Коновальца. Если даже стрельцы не знали о презрении гетмана к галичанам, то Петлюра уж точно чувствовали к себе неприязнь киевлян. Поэтому запустил слухи, что он поборник советской власти. Так к нему начала стекаться революционизированная часть крестьянства. В Киев (через срочно построенную триумфальную арку) люди Петлюры вступили под красными знаменами с надписями «За радянську владу!». Вдохновленный сим зрелищем городской пролетариат с энтузиазмом принялся «самочинно расширять «неопределенные лозунги Директории» (по определению Винниченко), «организуя повсюду революционные комитеты, носившие преимущественно характер советской власти».
Впрочем, отрезвел тогда еще русский Киев быстро. Ибо городская власть, как свидетельствовал тот же Винниченко, сосредоточилась «в штабе сечевых стрельцов, с которыми Петлюра совершенно солидаризировался и всякими способами заискивал у них ласки. Они вводили осадное положение, они ставили цензуру, они запрещали собрания».
По словам другого бывшего члена Центральной Рады Гольденвейзера, «время владычества Директории, каких-нибудь шесть недель, было временем самого необузданного национализма и русофобства. И вместе с тем это было время неслыханно кровавых и жестоких еврейских погромов (еще один перпендикуляр с нынешними новороссийскими интернациональными республиками, руководству которых бесталанно пытались приписать антицыганские выпады). …Приказ о немедленной украинизации вывесок частным образом мотивировался тем, что галицийские войска, которых Петлюра призвал освобождать Украину, были весьма сконфужены, когда они, овладев, наконец, Киевом, оказались в совершенно русском городе».
Да и сама УНР – образование весьма сомнительной легитимности, если вспомнить, что провозглашена она была т.н. Центральной радой, выборы в которую не проводились. Членами её являлись не представлявшие никого, кроме самих себя, выходцы из ничтожных по численности политических кружков, о существовании которых 99,9% жителей Малороссии и не догадывались. Французский консул в Киеве Эмиль Энно назвал Раду «бандой фанатиков без всякого влияния».
Когда летом 1917 года – еще до большевистского переворота – Временное правительство предложило Раде включить в состав новообразуемой украинской автономии все населенные малорусами земли, где жители за это проголосуют (как раз проходили выборы в местные органы власти), ЦР не на шутку струхнула. Она стала перед дилеммой – оставить под собой лишь часть современной территории Украины, либо проходить проверку на всеобщих выборах. И, как заметил историк Александр Каревин, «патриоты» быстро согласились на раздел нэньки, составив «Украину» из пяти губерний – Киевской, Волынской, Подольской, Полтавской и Черниговской, исключив Харьковскую, Екатеринославскую, Херсонскую и Таврическую (то есть, практически, возрождаемую ныне Новороссию)». Причем в Центральной раде прекрасно понимали, что даже в якобы украинских губерниях большинство выскажется против какого-либо отмежевания от остальной России. Потому так и не решились преобразовать свою сходку в парламент, проведя всеобщие выборы. «Мы на это не посмели решиться», — признал в мемуарах председатель ЦР Грушевский. Он и ему подобные прекрасно сознавали свою политическую никчемность. Знали это и немцы, на чьих штыках вышвырнутая собственным народом ЦР вернулась в Малороссию. «Трудность положения на Украине состоит в том, что центральная рада кроме наших войск не имеет за собой никого. Как только мы уйдем, все пойдет насмарку» – писывал в своем дневнике генерал Гофман, начальник штаба германского Восточного фронта.
Кстати, в то же время должным образом избранными депутатами была провозглашена Донецко-Криворожская республика. Так что, похоже, уровни легитимности нынешнего Киева и нынешнего Донецка – дело наследственное. Как и Луганска, разумеется. Самое свежее подтверждение всенародного признания властей СНР – 60 профсоюзных лидеров, представляющие 24-х отрасли народного хозяйства учредили Федерацию профсоюзов ЛНР. На собрании была выражена всецелая поддержка руководству республики в его противостоянии с киевскими властями.
Отчасти нынешней парламент СНР в его переходном состоянии напоминает Украинская национальная рада Западно-украинской республики. В нее также вошли депутаты, как австрийского парламента, так и местных сеймов. Впрочем, как и в случае с картонной Директорией УНР, в ЗУНР правил диктатор –Петрушевич.
Как и субъекты СНР, ЗУНР обладала автономией в составе УРН. И здесь позволю себе отвлечься на наболевшее.
Известно, что Галицкая армия пострадала в первом же бою гражданской войны, когда столкнулась в Киеве с Деникиным (и здесь также наблюдается разительное отличие от армий СНР, успешно сражающихся с превосходящими силами противника вот уж четвертый месяц).
По мнению современных историков, «фиаско галичан в Киеве объяснялось прежде всего тем, что они чувствовали себя в чужом городе и чужой стране»: «Их идеологи убеждали их, что Украина единая, а действительность показывала, что Киев — русский город, подавляющее большинство населения которого симпатизировало деникинцам, а большинство восточных украинцев вели себя совсем не так, как им положено по пропагандистским брошюрам. К Петлюре из них тянулись только немногие, а основная масса стремилась или в Белую гвардию, или к красным, или в Повстанческую армию Нестора Махно. Украинская иллюзия развеялась при виде этой картины, не предусмотренной довоенным «Науковим товариством ім. Шевченка» во Львове, и австрийской властью.
Командующего Галицкой армии генерала Мирона Тарнавского… поражало, что украинские крестьяне начали партизанскую войну против галичан. А больше всего раздражал низкий боевой дух самих петлюровцев. Впоследствии, уже на суде, Тарнавский вспоминал: «На мій запит, що буде з Денікіном, сказав мені пан Головний Отаман (Петлюра), що він Денікіна не боїться, та що 60% його армії перейде на нашу сторону. Тимчасом бої ішли дальше. Ми взяли Київ, а в Київі стрінулися з Денікіном. Замість, щоби 60% його армії перейшло до нас, виявилося це, що богато людей Придніпрянської Армії перейшло до него… В боях, в яких брала участь Бригада УСС перейшла майже ціла Придніпрянська дивізія до денікінців, через що Бригада УСС потеряла більше як 1000 людей». (Все особенности правописания оригинала сохранены.). Потерю Тарнавский он объясняет просто: «Населення було за добровольцями», то есть за Добровольческой армией генерала Деникина».
Возвращаясь же к истории УНР и ЗУНР, отметим, что бесславно закончилась она через полгода после череды предательств. Сегодня, когда Петр Потрошенко отдал приказы о «возобновлении» огня на Донбассе, трудно не вспомнить и об этой «одвічній лицарській природі воїнства».
