Впервые в жизни посмотрел от начала и до конца «Шербургские зонтики». До того смотрел то середину, то конец, то еще как-то.
Фильм, который потрясал поколение родителей, который стал чуть ли не иконой стиля и эталоном чувств для всех советских молодых людей 1960-х годов: «сладкая боль», «щемящая печаль», «всепоглощающая трагическая любовь». Фильм, о котором я с детства помню, что маму сравнивали внешне с Катрин Денёв раннего периода (и с Барбарой Брыльской тоже). Хотя мне казалось, что она больше похожа на Клару Лучко.
Разумеется, это какое-то чудо — 90 минут постоянно звучащей удивительной оркестровой музыки Мишеля Леграна и поющих героев — вплоть до эпизодических персонажей!
Еще невероятны интерьеры и одежда героев: розовый, желтый, фиолетовый, но особенно зеленый и кичево-красный — почти как на новгородских иконах! Разумеется, если бы это снимали сегодня, то каждый цвет имел бы психологическую и метафизическую нагрузку. Хотя бы как в фабульно похожем «Романсе о влюбленных» Кончаловского — там, когда герою плохо, изображение становится черно-белым, а потом вновь расцветает.
Но это всё детали.
Главное — о ком этот фильм.
Все предыдущие просмотры мне последняя сцена фильма казалась чуть ли не местом катарсиса дневнегреческой трагедии, невероятным ураганом высоких чувств, несколько раз выворачивающих зрителя наизнанку. А сцена прощания на вокзале — просто шедевр европейского, а то и мирового кино!
Но если разобраться — о ком этот фильм?
О банальных, неинтересных, провинциальных человеках, у которых нет в жизни вообще ничего и никого – ни родственников, ни знакомых, ни друзей, ни даже соседей. Казалось бы, в маленьком городке все друг другу друзья. И жизнь может исполняться удивительного смысла. Но Женевьева (Катрин Денёв) говорит маме: друзей у нас нет, а с соседями мы не разговариваем. Влюбленная в главного героя Мадлен после смерти его тети тоже говорит: мне некуда идти, я совсем одна. Да и у него самого нет ни друзей, ни сослуживцев, ни единомышленников. Он просто чинит машины, а, получив наследство, открывает бензоколонку.
Женевьева могла бы унаследовать семейный бизнес по продаже гламурных зонтиков (в приморском Шербурге — это, видимо, приносит стабильный доход), но вместо зонтиков — вышла замуж за торговца бриллиантами, переехала с ним в Париж и, как сама отмечает, бывает в интересных путешествиях. То есть сделала ставку на более высокую рентабельность и иной масштаб цен.
Поколению наших родителей казалось, что этот фильм — об огромной, невероятной, всепоглощающей любви. Как у Ромео и Февронии, как у Петра и Изольды, как у Джульетты и Тристана. Как у Татьяны Лариной, как у Наташи Ростовой, как у Анны Карениной.
Но теперь вот смотрю — а разве это любовь?
Это какие-то простейшие чувства симпатии между простейшими, гламурно-одномерными, плоскими, лишенными внутреннего измерения людьми. Речь вовсе не о художественной условности фильма. Было бы занятно, если бы актеры изображали людей-функций, людей-биороботов. Но автор, хоть его и причисляют к «Новой волне» французского кино, изобразил простых и безыскусных обывателей. Без всепоглощающих чувств, без сверхидей, без шизофрении или паранойи в голове. Просто таких вот обыкновенных, неинтересных, предсказуемых, движимых какими-то простейшими жизненными мотивами. И в этом мелодраматическом, а вовсе не трагедийном контексте оказывается, что хоть какого-то сочувствиях достойны, пожалуй, Ролан и Мадлен, которые как раз по-настоящему любят Женевьеву и Ги соответственно.
И вот лишь я успел дописать эти строки о «Шербургских зонтиках», как вдруг мне в интернете прилетела контекстная реклама — вполне на ту же тему: «Життя не для того, щоб чекати, коли закінчиться злива. Життя для того, щоб танцювати під дощем». Вот и надо танцювати під дощем — безо всяких зонтиков, а не жить такой убогой жизнью, как герои «Шербургских зонтиков». Пусть даже таких людей — абсолютное большинство.
Не посмотреть ли мне еще «Мужчину и женщину»?
Источник: фб
