Мы познакомились в тюрьме. В политическом лагере на Урале. Относительно недалеко от того места, где живет сегодня Владимир Путин. Удивительный рок, уходящий в далекое будущее… Политических узников советский режим содержал и «перевоспитывал» в России. Только в России. Хотя воспитателями нашими были не только русские. Случались и украинцы.
Ты – морской офицер, я – врач, неожиданное, непредсказуемое знакомство. Помню тебя ярко, молчаливого, предпочитавшего уединение, много читавшего. Со мной ты общался редко. Чаще говорил с Владленом Павленковым, Гошей Давиденко. Знаю, ты отбыл свой срок полностью, все 15 лет. Прежде рассказывал матросам на корабле, где служил, правду о советской власти.
Позднее, после лагеря я тебя не искал. Знал, что ты искренне уверовал, стал священником где-то в российской глубинке. Чурался политики, прежних лагерных товарищей. А тогда, в зоне ты увидел в моих руках «Письма к немецкому другу» Альбера Камю. Это была публикация на украинском языке в журнале «Всесвіт». Ты попросил меня прочитать тебе этот текст по-русски. Что-то ты знал об этом проникновенном эссе прежде. Вечерами, вернувшись в барак после работы, я медленно переводил тебе. Не помню, сколько вечеров мы сидели рядом на табуретках. Я переводил неумело, очень медленно.
Иногда мы отвлекались от текста. Обсуждали мысли Камю. О войне. К которой ты имел профессиональное, непосредственное отношение. О сопротивлении злу. О пацифизме. Как ты тогда сказал, о грехе пацифизма, я запомнил эти твои слова. Иногда мы заговаривались до самого отбоя.
Тогда мы оба знали: у нас нет будущего. Настоящего, светлого, не советского будущего. Но мы не хотели об этом говорить. Читая Камю, мы обсуждали не кровь и грязь нацизма, покорившего Францию. Мы говорили о другом – причинах советского зла, советской трагедии. О судьбе неизвестного нам сталинского узника, нашего предшественника, оставившего на потолочной балке лагерной вахты надпись химическим карандашом: «25 лет каторги, осталось 12, Максимов А. Гр.» Здесь до нас был политический лагерь эпохи Сталина.
Как много лет прошло. Рухнул СССР. Уехал в Америку и там повесился Владлен Павленков. Мы оказались в разных государствах. Где книги Альбера Камю легко доступны, но мало читаемы. Не знаю, читал ли его кто-либо из украинских президентов… Но президент России такое точно не читал, я уверен. Будь ты рядом, я обязательно спросил бы тебя о многом. Но тебя рядом нет. Более того, я не знаю, жив ли ты.
В той, ушедшей в небытие стране, познакомившей нас в тюрьме, мы оба были для неё чужими. Безбудущными. Горько это осознавать, но я был десятилетиями чужим и в новой своей стране, Украине. Только сейчас, в эти горькие, кровавые дни войны с твоей страной, я начинаю чувствовать себя иначе, теплее. Потому что прежние «гопашные хохлы» (помнишь это горькое выражение Ивана Алексеевича Свитлычного?) превращаются в европейцев, умеющих защищать свое человеческое достоинство. Ночь, я мысленно общаюсь с тобой, а за окном – орудийные выстрелы украинской армии, сбивающей российские вертолеты и дроны. Твой президент хочет нас перевоспитать, как пытался нас с тобой перевоспитать карцерами и разлагающейся рыбой Брежнев.
Мы часто говорили о России. Не принимая идеологию сидящего с нами Игоря Огурцова, ослепленного надеждой на возрождение Великой России. И вот он, странный мечтатель, давно ушедший в мир иной, воплотился в Путине, твоем президенте. Удивительное воплощение жертвы КГБ, честного, непрактичного и очень одинокого мечтателя в циничном, лживом, плохо образованном человеке, уверовавшем в основательность логики скверного философа Ильина. В худшем из офицеров КГБ разрушителе России Владимире Путине.
Опять выстрел за окном. Наш выстрел, мы сопротивляемся. Знаю, мы выиграем эту войну. Страшной ценой, но выиграем. Потому что за нами стоит вся земная цивилизация. Путин совершил невероятное: ненавидя, убивая нас, он толкнул нас в объятия Европы.
Тогда, в лагере, я рассказал тебе о знаменитой в годы войны реплике писателя Ильи Эренбурга: хочешь жить -убей немца. Ты Эренбурга не читал. Но мы заговорили о другом: мог ли участник французского антинацистского сопротивления Альбер Камю произнести такие слова? Ты полагал, что каждый из нас, воюющий с очевидным злом, вправе так думать и действовать. А я утверждал, что Камю не мог быть автором таких слов.
Сегодня, во время жестокой войны с Россией, я всё чаще слышу подобные слова. Да, мы убиваем, потому что убивают нас. Нас, украинцев убивают в нашей стране, на нашей территории, и мы обязаны отвечать тем же. Так, именно так формировалось сопротивление агрессии Сталина в Западной Украине, в Эстонии, Литве, Латвии. В лагерях рядом с нами доживали свой астрономический срок длиною в 25 лет последние из них, оставшиеся верными своей простой, неоспоримой правде: ко мне пришел жестокий враг, я вправе сопротивляться.
Скажи мне, друг мой, ты помнишь их? Живших в уральском лагере рядом с тобой? Тогда мы были вместе, мы называли это лагерным сопротивлением. Сегодня мы вынужденно убиваем твоих соотечественников, возможно, юношей из семей твоих прихожан. Уверен, сегодня ты понимаешь мою правду, правду моей страны. Но ты молчишь, не предостерегаешь с амвона. Это грех, тяжкий грех пассивного соучастия в убийстве.
